**Майский вечер в опустевшей квартире**
— Мам, ну сколько можно переживать! — отмахнулась Алевтина, не отрываясь от телефона. — Не приехали на юбилей, бывает. У всех свои заботы.
— Какие заботы? — прошептала Галина Степановна, сжимая в руках вышитую салфетку. — Катя обещала привезти внуков, Дмитрий клялся, что вырвется. А Артём даже подарок купил — хвастался вчера.
— Ну и что? — Алевтина наконец подняла глаза. — У Кати сопливые дети, у Дмитрия проект горит, а Артёма в Екатеринбурге задержали. Никто же не специально!
Галина Степановна молча поправляла столовые приборы в гостиной. Фарфоровый сервиз, доставшийся от бабушки, скатерть с мережкой — доставала раз в пять лет. Пятьдесят пять лет — разве не повод? Три дня готовила: селёдку под шубой для Кати, жаркое с картошкой для Дмитрия, медовик для Артёма.
— Алёш, может, позвоним им? — дрогнул голос. — Вдруг успеют?
— Хватит, мам! — Алевтина встала. — Мне к детям спешить. Макс один с ними, не справится.
— Но мы же даже…
— Что тут есть? Оливье да винегрет. Я дома поем.
Галина Степановна смотрела, как дочь натягивает куртку. Торопливо, будто боится, что её здесь пригвоздят.
— Ладно, не кисни. Соберёмся в следующий раз.
Быстрый поцелуй в щёку, хлопок двери. В квартире остались только тиканье дедовских часов да запах остывающих блюд.
Утром раздался звонок. На пороге — соседка Людмила с коробкой рахат-лукума.
— Галя, с прошедшим! Вчера не успела — на дачу с зятем ездила. Ну как, дети порадовали?
— Дела у них, — Галина Степановна разлила чай по кружкам. — То работа, то простуда…
— А ты прямо говорила, что ждала?
— Зачем? Взрослые люди, сами догадаться должны.
Людмила хмыкнула:
— Мои тоже «должны». Пока не взорвёшься — не шевелятся.
Пили чай с остатками медовика. Людмила уговаривала записаться в хор ветеранов.
— Живи для себя! Дети-то уже свои семьи построили.
После её ухода Галина Степановна села у окна. Во дворе ребятня гоняла мяч. «Для себя» — а как это? Всю жизнь — сначала за отцом-алкоголиком ухаживала, потом мужа на ноги ставила, потом троих детей тянула. Даже пенсию тратила на подарки внукам.
Вечером позвонила Катя:
— Мам, можешь завтра прийти? Саше к стоматологу надо, а я с младшим не вырвусь…
Галина Степановна сжала трубку. Хотела отказаться — завтра первое занятие по акварели. Но внук же…
— Хорошо, приду.
На следующий день Дмитрий неожиданно заглянул с дорогим набором чая.
— Ты чего такая мрачная? Из-за вчерашнего?
— Дима, а скажи… Я вам вообще нужна?
Сын опешил:
— Какой странный вопрос! Конечно!
— Для чего?
— Ну… Ты ж нам помогаешь. Кате с детьми, мне советы даёшь…
— А если я перестану?
Дмитрий будто впервые увидел мать:
— Ты… серьёзно?
— Хочу на Чёрное море съездить. В керамике разбираться научиться.
— Море? В твои-то годы?
Фраза резанула. «Годы» — будто приговор.
Когда сын ушёл, Галина Степановна достала купленный вчера абонемент в бассейн. Первый шаг.
А вечером позвонил Артём:
— Мам, мы на выходных заедем. Только на пару недель — ремонт в квартире…
Галина Степановна глубоко вдохнула:
— Приезжайте на воскресенье. Погуляем, пообедаем. А жить — в хостеле.
Тишина в трубке. Потом растерянное:
— Ты шутишь?
— Нет.
Через неделю все трое стояли на пороге.
— Ты нас разлюбила? — Катя всхлипнула.
— Научилась любить и себя тоже, — ответила мать.
Они ушли растерянные. А Галина Степановна завернула в пластмассовый контейнер остатки блинов — завтра отнесёт в хор. Пусть пробует.
Запись в ежедневнике: *»Оказывается, «нет» — это не предательство. А билеты в Сочи стоят дешевле, чем я думала.»*
