Как можно разрешить бывшей свекрови видеть ребёнка? У тебя ни капли гордости, ни грамма совести — так отрезала мне родная мать.
На прошлой неделе моей дочке Алёнке исполнилось два года. Скромный праздник, который я старалась устроить сама, без лишних денег, без помощи. Отец ребёнка даже не вспомнил — ни звонка, ни письма. А вот его мать, моя бывшая свекровь Тамара Ивановна, не забыла. Позвонила, поздравила, попросила увидеть внучку. И я, не видя в этом ничего страшного, согласилась. Ведь речь шла о бабушке. Разве ребёнку плохо от лишней любви?
Тамара Ивановна пришла не с пустыми руками — принесла куклу, коробку конфет «Мишка на Севере» и конверт с пятью тысячами рублей. Сходили в парк, погуляли, потом зашли ко мне попить чаю. Я даже расслабилась. Но всё перевернулось, когда домой вернулась мать…
— Ты в своём уме?! — зашипела она с порога. — Пускаешь эту… эту… к ребёнку! Выгнать её надо было, а не чаем поить! Да ещё и подачки брать — у тебя хоть достоинство осталось?!
Она металась по кухне, размахивала руками, причитала. Утверждала, что кукла — дешёвая подделка, конфеты — отрава, а деньги — унижение. Её слова жгли мне голову даже ночью, когда она уже замолчала. Говорила, что Тамара Ивановна «добрая бабушка», а она, мать, — «злобная старуха». Что я опять всех предаю. Что ради меня она когда-то осталась без гроша, а теперь я променяла её на какую-то чужую бабулю на «Лексусе».
С мужем мы развелись почти год назад. Он ушёл сам. Просто собрал чемодан и скрылся. Квартиру, в которой мы жили, записал на мать. Ничего моего там не осталось. По документам — я была пустым местом. И идти мне было некуда.
Развод оформлял адвокат свекрови — зачем, я до сих пор не понимаю, делить-то было нечего. Муж от ребёнка отказался сразу. А по бумагам у него не было ни квартиры, ни заработка. Я не требовала ничего — ни алиментов, ни вещей. Только пожить в квартире до конца декрета. Но и этого не позволили.
Тамара Ивановна не удивилась. Я была не первой и, видимо, не последней в жизни её сына. Для неё я — просто эпизод. Она даже помогла мне переехать — наняла грузчиков, заплатила за фургон. Я забрала только свои вещи. Вот и всё.
Теперь живу с матерью. Втроём ютимся в её однушке. Алименты — копейки. Муж испарился, будто его и не было. Лишь Тамара Ивановна иногда напоминает, что у неё есть внучка. Звонит, спрашивает, привозит гостинцы.
Я не противилась. Не видела смысла отталкивать бабушку. Встретились в парке. На ней было норковое пальто, подъехала на новеньком джипе, подарила плюшевого зайца и шоколад. Вот и всё. А дома началось…
Мать устроила скандал. Кричала, что я предаю семью. Что не имею права пускать «эту» к ребёнку. Раз отец отказался — и бабка не должна сметь подходить. Докатилось до того, что вышвырнула меня на улицу — среди ночи, с Алёнкой на руках, без понятия, куда идти.
Я стояла в подъезде и думала: в чём же моя вина? В том, что позволила бабушке поцеловать внучку? В том, что ребёнок обрадовался зайцу? Или в том, что мне просто надоело быть одной?
Порой кажется, будто я зажата меж двух стен. С одной стороны — мужчина, сбежавший от ответственности, с другой — мать, которая давит под видом заботы. А мне бы просто немного тишины. И чтобы мою дочь любили. Даже те, кто когда-то причинил боль мне.
Но, видимо, в этом доме любовь — преступление.
