«Мама считает, что мой молодой человек хочет заполучить нашу квартиру… А я боюсь, что её подозрения погубят моё счастье»
Меня зовут Светлана, мне двадцать шесть. Мы с мамой живём в просторной трёхкомнатной квартире в центре Нижнего Новгорода. Родители развелись, когда я ещё училась в школе. Отец уехал в Самару и с тех пор появляется только по праздникам: сухой звонок на Новый год, формальное поздравление с днём рождения — вот и всё общение. Квартиру он оставил нам, а сам растворился в новой жизни.
Мама после развода так и не нашла нового спутника. Были мимолётные романы, кавалеры, но ничего серьёзного. Вся её энергия уходила на работу, домашние хлопоты и меня. Я, в свою очередь, всегда делилась с ней всем: рассказывала о каждом знакомом парне, о свиданиях. Но ни с кем не срослось — не хватало той самой близости, того взаимного понимания. Не желая обманывать себя и других, я разрывала отношения при первых сомнениях.
Пока не встретила Дмитрия. Мы познакомились в университете на семинаре. Между нами сразу возникло что-то настоящее — лёгкость, искренность, желание быть рядом. Он не давил, не торопил события, но всегда оказывался рядом в нужный момент. Слушал, поддерживал, умел рассмешить даже в плохой день. Мы начали встречаться.
Я, как обычно, рассказала маме. У нас ведь не было секретов. Но её реакция оглушила: вместо радости — холодный взгляд, колкие вопросы, откровенная неприязнь. Она даже не видела Дмитрия, но уже вынесла приговор.
— Провинциал, — фыркнула она. — Приехал в город за дипломом? Ну конечно. А теперь крутится вокруг тебя с квартирой в центре. Прозрачнее некуда.
Я онемела. Та самая мама, которая твердила, что главное в жизни — любовь и искренность, теперь обвиняла моего парня в корысти. Я пыталась возражать: Дмитрий ни разу не заикнулся о переезде, сам снимал комнату в общежитии, подрабатывал репетитором. Он дарил мне книги, писал стихи, часами гулял со мной по набережной — разве это похоже на расчёт?
Но мама не сдавалась. Слёзы, истерики, обвинения в том, что я «попаду в лапы к проходимцу». Уговаривала порвать с ним, твердя, что «спасает меня от ошибки». Что я «слишком мягкая», а он «пользуется моей наивностью».
Постепенно её слова стали отравлять мои мысли. После каждого разговора ловила себя на паранойе: проверяла его слова, искала подвох в поступках. Хотя Дмитрий оставался прежним — чутким, терпеливым, бескорыстным. Он не требовал ничего, кроме моей улыбки.
Теперь я разрываюсь между двумя любящими сердцами. Мама, похоже, боится остаться одна — я её последняя нить к прошлому. А Дмитрий… Он стал моим будущим, которое она отказывается принять.
Я устала от этой войны. Хочу верить, что наша любовь — не иллюзия. Что его объятия — не ловушка, а убежище. Хочу, чтобы мама снова стала моей опорой, а не судьёй.
Но она, кажется, так и не смирилась с тем, что её девочка выросла. Может, её боль — это эхо собственных несбывшихся надежд? Или страх перед одиночеством? Не знаю. Знаю одно: нельзя убивать счастье страхами вчерашнего дня.
Я продолжаю верить. Верить, что Дима любит меня — не за стены с видом на Кремль, а просто за то, что я есть. Как и я его. Но тихий голос мамы всё шепчет: «А вдруг?..» И от этого «вдруг» не спрятаться даже в его объятиях.
