**Дневник.**
Сегодня снова проснулась от грохота. Опять. Что-то упало, разбилось. Часы показывали половину седьмого. Воскресенье, черт побери. Единственный день, когда можно хоть немного выспаться.
— Мам! — орал из кухни Сергей. — Где моя кружка? Опять всё переставила!
Пятьдесят три года. Встала, накинула халат. В зеркале — усталое лицо, будто стёртое годами. Седые волосы с пробивающейся сединой, тени под глазами. Когда я так состарилась?
— Иду, — пробормотала и побрела на кухню.
Серёжа стоял среди разгрома. На полу — осколки тарелки, видимо, той самой, что он швырнул в поисках своей «драгоценной» кружки. Двадцать шесть лет, под метр девяносто, крепкий. А ведёт себя как капризный ребёнок.
— Вот твоя кружка, — достала из шкафа синюю чашку с надписью «Лучший сын».
Купила её лет восемь назад. Тогда ещё верила, что он одумается, устроится, заживёт как люди. Теперь эта надпись казалась издевкой.
— Почему она тут?! Я же говорил — моя кружка всегда на столе!
— Серёж, я посуду помыла перед сном…
— Не Серёж! Сергей! Сколько можно повторять?!
Он вырвал кружку, налил в неё вчерашний чай. Я смотрела на осколки и думала: опять убирать. Опять тратиться на новую тарелку. Опять терпеть.
— Мам, что случилось? — в дверях появилась Катя. Хрупкая, в поношенной пижаме. Двадцать лет, а выглядит на шестнадцать. Учится в педе, мечтает работать с детьми. Если доучится. Если выдержит этот ад дома.
— Ничего, тарелка разбилась.
— Сама, да? — фыркнул Сергей. — Сама взяла и разлетелась.
Катя молча взяла веник, начала подметать. Привычно, будто так и должно быть. Будто утро с битой посудой — норма.
— Не трогай! — рявкнул Сергей. — Я не просил!
— А кто уберёт? — тихо спросила Катя.
— Не твоё дело!
Я села за стол, закрыла лицо руками. Господи, сколько можно? Сколько ещё терпеть эти крики, скандалы, эту… войну в родных стенах?
Десять лет назад умер Виктор. Муж, отец детей. Сердце. А может, просто устал жить в этом безумии. Тогда Серёжа ещё учился в техникуме. Правда, через полгода бросил. Сказал — «не моё». Устроился в магазин — через две недели уволился. Начальник «дебил». Потом была стройка — коллеги «быдло». Автосервис — хозяин «скотина». И так год за годом. Сначала я надеялась. Потом умоляла. Потом сдалась.
А он лишь злее становился. На всех. Но больше всего — на меня. Это я виновата, что он неудачник. Это я не так воспитала. Это я обязана его кормить, поить, одевать.
— Мам, что на завтрак? — Сергей плюхнулся на стул.
— Яичница, гречка…
— Опять эта бурда! Купи нормальных хлопьев!
— Серёжа, мы вчера покупали. Ты всё съел.
— Значит, купи ещё!
— На что? Зарплата через неделю.
— Твои проблемы!
Открыла холодильник. Полпачки творога, два яйца, кусок чёрствого хлеба. До зарплаты — семь дней. Катя подрабатывает — раздаёт флаеры по выходным. Триста рублей за день. На проезд и еду в универе.
— Могу яичницу сделать, — предложила.
— С колбасой!
— Колбасы нет.
— Тогда не надо! Надоел этот нищенский стол!
Он встал, пнул стул. Тот с грохотом рухнул.
— Серёж, не надо, — тихо сказала Катя.
— А ты не учи! — повернулся к сестре. — Думаешь, ты лучше? Со своим дурацким институтом?
— Я ничего не думаю…
— Ещё как! Смотришь на меня свысока!
— Хватит! — встала между ними.
— Заткнись! Надоели! Живу как в зоне! В этой конуре!
— Никто тебя не держит, — вырвалось у меня.
Сергей замер. Медленно повернулся:
— Что?
— Ничего.
— Ты намекаешь, чтобы я съехал?
Я молчала. А ведь мечтала об этом. Боже, как мечтала! Просыпаться в тишине. Не вздрагивать от каждого хлопка. Не бояться собственного дома.
— Молчишь? Ну знай — я никуда не уйду! Это моя квартира тоже!
— Квартира приватизирована на меня, — тихо ответила.
— Я твой сын! У меня права есть!
— А обязанности? — неожиданно для себя сказала я. — Тебе двадцать шесть.
— Вот оно! — ударил кулаком по столу. — Я плохой! Бездельник!
— Ты орёшь на меня каждый день! — что-то внутри прорвалось. — Ты не работаешь! Живёшь за мой счёт и ещё меня же обвиняешь!
— Заткнись!
— Нет! Я устала! Понимаешь? Пятьдесят три года, работаю без выходных, чтобы кормить взрослого мужика!
— Один ребёнок учится и помогает, — вставила Катя. — А второй…
— Завали! — Сергей шагнул к ней.
— НЕ СМЕЙ! — закричала я.
— А что сделаешь? Вызовешь ментов? Давай! Мне не впервой!
Ментов… Вызывала. Два раза за год. Приезжали, качали головами, говорили с ним. Он тут же становился паинькой — извинялся, клялся исправиться. Уезжали. А через день — снова.
— Знаешь что? — сказал Сергей. — Хватит меня доставать! Иду спать!
Захлопнул дверь. Мы с Катей остались среди осколков, перевёрнутого стула и разбитой жизни.
— Мам, — тихо сказала Катя. — Может, к тёте Вале переедешь? Она звала…
— Нет. Не оставлю тебя с ним.
— Но так нельзя… Ты как тень ходишь.
Посмотрела в зеркало. Катя права. Тень.
В понедельник пошла в соцзащиту. Не знала зачем. Просто выговориться.
Приняла меня Ольга Викторовна.
— Проблема с сыном, — начала я.
Рассказала всё. Крики, угрозы, битую посуду. Страх. Выживание.
— Сколько ему?
— Двадцать шесть.
— Прописан у вас?
— Да.
— Но квартира ваша?
— Да. Приватизирована на меня.
Она что-то записала.
— Есть вариант. Можете подать на высеЧерез месяц суд постановил выселить Сергея, и впервые за долгие годы в доме воцарилась тишина, а в моём сердце — покой.
