Когда я вышла замуж за моего мужа, Дмитрию было всего шесть лет.
Его мать ушла, когда ему было четыре — ни звонков, ни писем, просто тихо исчезла посреди холодной февральской ночи. Мой муж, Сергей, был раздавлен. Мы познакомились через год, оба пытаясь собрать осколки наших жизней. Когда мы поженились, это касалось не только нас двоих. Речь шла и о Дмитрии.
Я не родила его, но с того момента, как я переехала в этот маленький дом со скрипучими ступенями и постерами хоккея на стенах, я стала его. Мачехой, да — но я была и его будильником, и тем, кто мазал хлеб вареньем, и тем, кто помогал с проектами по биологии, и тем, кто вез его в больницу в три ночи с высокой температурой. Я сидела на всех школьных спектаклях и кричала как сумасшедшая на его футбольных матчах. Я не спала ночами, чтобы помочь ему подготовиться к контрольной, и держала за руку, когда его впервые бросила девушка.
Я никогда не пыталась заменить маму. Но я делала всё, чтобы он знал: на меня можно положиться.
Когда Сергей внезапно умер от инсульта, незадолго до шестнадцатилетия Дмитрия, я была опустошена. Я потеряла мужа, лучшего друга. Но даже сквозь боль я знала одно точно:
Я никуда не уйду.
Я одна подняла Дмитрия с этого момента. Никаких кровных уз. Никакого наследства. Только любовь. И верность.
Я смотрела, как он растёт в прекрасного мужчину. Я была рядом, когда он получил письмо о зачислении в университет — вбежал на кухню, размахивая им, как золотым билетом. Я оплатила его взносы, помогла собрать вещи и рыдала, когда мы обнялись на прощание у его общежития. Я смотрела, как он выпускается с отличием, и те же гордые слезы текли по моему лицу.
Поэтому, когда он сказал, что женится на девушке по имени Анастасия, я была счастлива за него. Он выглядел таким счастливым — легче, чем я видела его давно.
«Мама, — сказал он (да, он называл меня мамой), — я хочу, чтобы ты была рядом во всём. Выбор платья, репетиция ужина, всё».
Я не ждала, что окажусь в центре внимания. Мне было достаточно просто быть частью этого.
В день свадьбы я пришла рано. Не хотела суеты — просто хотела поддержать своего мальчика. На мне было бледно-голубое платье, цвет, который он однажды сказал, напоминает ему дом. И в сумочке лежала маленькая бархатная коробочка.
Внутри — серебряные запонки с гравировкой: «Мальчик, которого я вырастила. Мужчина, которым я горжусь».
Они не были дорогими, но в них было моё сердце.
Когда я вошла в зал, флористы суетились, струнный квартет настраивал инструменты, организатор нервно проверяла список.
И тут ко мне подошла она — Анастасия.
Она выглядела потрясающе. Элегантно. Идеально. Платье сидело так, будто сшито только для неё. Она улыбнулась мне, но улыбка не дошла до глаз.
«Здравствуйте, — тихо сказала она. — Рада, что вы пришли».
Я улыбнулась. «Я бы ни за что не пропустила».
Она замешкалась. Взгляд скользнул к моим рукам, затем обратно к лицу. И добавила:
«Только одно уточнение — первый ряд для настоящих мам. Надеюсь, вы понимаете».
Слова не сразу дошли до меня. Может, она говорила о семейной традиции или рассадке. Но потом я увидела — напряжённость в улыбке, вежливость с расчётом. Она именно это и имела в виду.
Только настоящие мамы.
Мне показалось, что пол ушёл из-под ног.
Организатор взглянула — она слышала. Одна из bridesmaid неловко переминулась. Никто не сказал ни слова.
Я сглотнула. «Конечно, — ответила я, делая вид, что всё в порядке. — Я понимаю».
Я прошла в самый последний ряд. Колени слегка дрожали. Я села, сжимая в руках коробочку, будто она могла меня удержать.
Зазвучала музыка. Гости обернулись. Свита начала движение. Все выглядели такими счастливыми.
Потом в проходе появился Дмитрий.
Он выглядел прекрасно — взрослый в тёмно-синем смокинге, спокойный и собранный. Но, проходя, он оглядывал ряды. Взгляд скользил быстро — влево, вправо, и затем остановился на мне, в последнем ряду.
Он замер.
На лице появилась растерянность. Потом — осознание. Он посмотрел вперёд, где мать Анастасии сидела гордо рядом с отцом, улыбаясь и сжимая платок.
И затем он развернулся и пошёл назад.
Сначала я подумала — он что-то забыл.
Но тут я увидела, как он шепчет что-то своему шаферу, и тот сразу направился ко мне.
«Анна Игоревна? — тихо сказал он. — Дмитрий просил проводить вас вперёд».
«Я… что? — пробормотала я, сжимая запонки. — Нет, всё в порядке, я не хочу устраивать сцену».
«Он настаивает».
Я медленно поднялась, щёки горели. Я чувствовала, как все поворачиваются, пока я шла за шафером по проходу.
Анастасия обернулась, её выражение было неотЯ кивнула ему сквозь слёзы, потому что большего мне и не нужно было.
