«Свекровь кормила моего ребёнка объедками с помойки»: я собрала вещи и уехала, дав мужу выбор
Когда мы с Артёмом познакомились, оба уже перешагнули тридцатилетний рубеж. В такие годы долгих ухаживаний не бывает — так и у нас: встретились, понравились друг другу, через пару месяцев подали заявление в ЗАГС. Оба горели желанием создать семью. Я мечтала о ребёнке, а у Артёма до этого не было ни жён, ни детей — он тоже хотел стать отцом. Расписались быстро, без пышной церемонии, и поселились в моей квартире, доставшейся от бабушки. Сделали ремонт, обставили всё новым, и в этом уютном гнёздышке начали новую жизнь.
Его мать, Валентина Ивановна, до свадьбы казалась тихой и безобидной. Виделись пару раз — в кафе и на самой регистрации. Держалась спокойно, вежливо, не лезла в наши дела, сына отпустила без сцен. Я даже подумала — какое везение, попалась адекватная свекровь. Как же я заблуждалась.
Ребёнка мы не откладывали. Забеременела почти сразу, и всю беременность муж носи́л меня как хрустальную вазу. В три ночи бежал за солёными огурцами, с утра жарил блины, гладил живот и рассказывал сказки будущему сыну. Свекровь вроде бы не вмешивалась. Лишь изредка передавала через Артёма гостинцы — банки варенья, мешок картошки.
Тогда я не придала значения, но баночки иногда были в пыли, варенье — с кислинкой, а картофель — проросший. Спишешь на возраст: зрение уже не то, в магазине могли обмануть. Но потом родился наш Алёшка — и начался кошмар.
Свекровь предложила пожить у нас первое время — поможет с малышом, а свою квартиру сдаст, и будет нам подмога. У Артёма на работе тогда сокращения, да ещё и кредит на машину висел. Решение показалось разумным. Я согласилась.
Но Валентина Ивановна не просто приехала — она въехала насовсем. С грузовиком… нет, даже не вещей, а какого-то тлена: затхлые покрывала, треснутые тарелки, игрушки с оторванными лапами, связки пожелтевших газет. Её «сокровища» множились каждый день. А потом я стала замечать в мусоре упаковки от еды, которую мы точно не покупали.
И однажды я увидела, как она тащит в дом грязный пакет с логотипом «Пятёрочки». Заглянула — и обомлела. Там лежала явно выброшенная еда: хлеб с зелёной плесенью, сметана с пузырями на поверхности, бананы, превратившиеся в чёрную кашу. Она несла это на мою кухню. В дом, где лежал новорождённый!
И всё это — чтобы кормить нас! Меня, только что родившую, и моего Алёшку! Устроила скандал. Требую от мужа объяснений. А он… он её оправдывает. Говорит, мать пережила голодные 90-е, её саму так кормили в детстве, собирала объедки по соседям, чтобы не умереть с голоду.
— Но сейчас не девяностые! — ору я. — У нас есть деньги! Нам не нужно есть с помойки! Ты понимаешь, что ребёнок может отравиться?!
Он молчит. Потом глухо бросает: «Она не со зла. Хотела как лучше».
Как лучше?! Хватит. Собрала чемодан, взяла Алёшку и укатила к родителям в Воронеж. Там чисто, тихо, и никто не несёт в дом гниль из мусорного бака.
Поставила Артёму условие: либо его мать забирает свой хлам и уезжает, либо он остаётся с ней. Но я в этот барак больше не вернусь.
Девчата, скажите прямо — я переборщила? Может, стоило мягче? Объяснить ещё раз? Или правильно сделала, что не стала рисковать здоровьем сына?
