Тёща проклинает меня за то, что я увела её сына, переставшего плясать под её дудку.
Три года назад я впервые вошла в дом семьи моего мужа и сразу поняла: моему Андрею в этом гнезде не было ни любви, ни покоя. Вся материнская лава доставалась младшему сыну, Денису, а Андрей был лишь тенью — вечным работягой, готовым бежать по первому зову. Дениса же носили на руках: холили, баловали, как редкую фарфоровую куклу, не позволяя ему даже ложку за собой помыть.
Тёща, Надежда Павловна, и свёкор, Олег Васильевич, жили в просторном доме из брёвен на окраине деревни, окружённой бескрайними лесами и полями. В таком месте дел всегда невпроворот: то крышу латать, то забор красить, то картошку копать. Да ещё и скотина, огород — работы хватило бы на десяток рук. Я благодарила небеса, что мы с Андреем жили далеко, в городе, за сотни километров от их хозяйства. Он и сам вздыхал с облегчением, оказавшись подальше. Но стоило нам приехать в гости, как на него обрушивался град поручений, словно он не сын, а батрак, нанятый за миску щей.
Когда мы только поженились, Надежда Павловна расписывала нам идиллию деревенской жизни: вечера у костра, рыбалка на речке, свежий воздух и парное молоко. Мы клюнули на эти сказки и решили провести первый отпуск в их доме. Мечтали об отдыхе, о долгих прогулках, о тишине, нарушаемой лишь пением птиц. Но иллюзии разлетелись в прах ещё на пороге.
Едва мы, измученные дорогой, переступили порог, как отдых испарился. Андрея тут же снарядили в рва дополнительные сапоги и отправили чинить сарай. Меня же, даже не дав чаю выпить, усадили за стол, где ждала гора нечищеной картошки и горы немытой посуды. А дальше — готовка на всю ораву: родня, соседи, друзья. Две недели отпуска превратились в каторгу. Костер мы разожгли всего раз — да и то для шашлыка гостям. На реку Андрей так и не попал. Но больше всего бесило поведение Дениса. Мы с мужем крутились как белка в колесе, а он, самовлюблённый бездельник, валялся на диване с телефоном или спал до обеда. Его жизнь сводилась к трём пунктам: диван, холодильник, туалет. И при этом Надежда Павловна смотрела на него с обожанием, будто он — её единственная гордость.
На седьмой день этого ада я не выдержала. Ночью, когда мы наконец остались одни, я спросила Андрея: «Почему твой брат ничего не делает? Чем он занят, кроме как сосёт у родителей кровь?» Муж, уставше смотря в потолок, ответил, что Денис — «будущий великий учёный». Мол, мать считает, что ему нельзя тратить силы на быт, ведь он должен учиться. Учёба, правда, затянулась на десяток лет: то отчислят, то восстановят, то он сам забросит. А Андрей? Он годами таскал каштаны из огня: чинил, строил, пахал. И так продолжалось, пока я не появилась в его жизни.
Этот «отдых» стал последней каплей. Я начала говорить с Андреем, что пора скинуть этот ярмо. Почему он должен горбатиться, пока Денис живёт как барин? Разве младший не мог бы хоть что-то сделать? Родители месяцами копили дела к нашему приезду — хотя свёкор и сам мог бы справиться. Но Надежда Павловна берегла Дениса, как царскую печать, не позволяя ему даже веник в руках подержать.
К моей радости, Андрей задумался. Он впервые увидел, как несправедливо к нему относятся, и согласился: хватит быть вечным спасателем. Мы решили больше не поддаваться на уговоры. На майские, несмотря на звонки тёщи, мы остались дома. И на другие праздники тоже не поехали. А когда у нас появилась возможность уехать в настоящий отпуск — с морем, песком и свободой — мы сообщили об этом родне. Надежда Павловна взорвалась, как порох. Она кричала, что мы предатели, что им без нас не справиться. Андрей спросил холодно: «С чем именно?» Оказалось, они затеяли ремонт бани — и, конечно, ждали его помощи.
Тут мой муж не выдержал. Он бросил матери: «У тебя есть ещё один сын. Может, ему пора что-то сделать?» Тёща залепетала, что Денис «слишком занят,
