Три года назад свекровь выставила нас с ребёнком за дверь. А теперь удивляется, почему я с ней не общаюсь.
Мне тридцать, живу в Питере, воспитываю сына и стараюсь выстроить обычную жизнь. Но внутри до сих пор сидит заноза, которая не даёт покоя. Потому что три года назад женщина, которая должна была быть родной, без раздумий вышвырнула нас на мороз — в буквальном смысле. А теперь обижается, что я не спешу с ней мириться.
Мы с Дмитрием познакомились на первом курсе политеха. Влюбились по-взрослому — никаких глупостей, всё серьёзно. Потом неожиданно залетела. Даже на таблетках тест выдал две полоски. Была паника, слезы, но об аборте и речи не шло. Дима не сбежал, не испугался — сделал предложение, и мы расписались.
Жить было негде. Мои родители — под Псковом, я с восемнадцати жила в общаге. А вот Дима с пятнадцати был самостоятельным: его мать, Людмила Степановна, после второго брака укатила к новому мужу в Вологду, а свою двушку в Купчино оставила сыну. После свадьбы она «великодушно» разрешила нам там пожить.
Сначала всё шло неплохо. Учились, подрабатывали, ждали ребёнка. Я старалась держать квартиру в чистоте, готовила, экономила каждую копейку. Но потом начались её «визиты». Это были не просто приходы — это были ревизии. Открывала шкафы, заглядывала под кровать, тыкала пальцем в пыль на подоконнике. Я, с животом, бегала с тряпкой, пытаясь угодить. Но чем больше старалась — тем больше придирок.
«Полотенце висит криво!» «Что за крошки на коврике?!» «Ты не хозяйка, а стихийное бедствие!» — это её любимые фразы.
Когда родился наш Егорка, стало ещё хуже. Я еле-еле успевала спать и кормить младенца, а свекровь требовала стерильности, как в операционной. Три раза в неделю я драила квартиру, но ей всё было мало. И однажды она выдала ультиматум:
— Через неделю приеду. Увижу хотя бы пылинку — вылетите вон!
Я умоляла Дмитрия поговорить. Он попробовал. Но Людмила Степановна была непоколебима. И когда она приехала и обнаружила на балконе свои старые коробки (которые я не трогала, потому что не мои!) — начался скандал.
— Собирай вещи и марш к своим! А Дима пусть решает: с тобой или остаётся!
И Дима не предал. Уехал со мной в Псков. Поселились у моих родителей. Он вставал в шесть, мчался на пары, потом на подработку, возвращался затемно. Я пыталась зарабатывать удалённо — выходило копейки. Денег не хватало, жили на макароны с яичницей. Только поддержка родителей и любовь спасали.
Постепенно жизнь наладилась. Закончили учёбу, нашли работу, сняли квартиру. Егорка подрос, мы стали крепкой семьёй. Но обида осталась.
Людмила Степановна всё это время живёт одна. Квартира, из которой нас выгнали, пустует. Она периодически звонит Диме, спрашивает про внука, просит фотки. Он общается. Не держит зла. А я не могу. Для меня это предательство. Она сломала нас в самый тяжёлый момент. Бросила, когда мы были беззащитны.
— Это моя квартира! Я имею право! — захлёбывается она.
Ну да, право у неё есть. А вот сердца и совести — видимо, нет. Где они были, когда мы стояли на вокзале с грудничком и двумя сумками?
Я не злопамятная. Но прощать — не обязана. И в её жизнь возвращаться не собираюсь.
