**Дневник.**
Иногда ловлю себя на мысли — сбежать бы. Хоть в деревню под Псковом, хоть за Урал, лишь бы подальше от свекрови. Иначе с ума сойду. Уже глаз дёргается, когда слышу её бодрое: «Я вам нужное принесла! Оцените!»
Когда мы с Сергеем только поженились, друзья завидовали: мол, свекровь у тебя золотая — не лезет, не ворчит, даже пироги без спроса не суёт. Первое время так и было — поддерживала, не вмешивалась. Но, видимо, энергию копила. А когда прорвало — снесло всё, что у нас было.
Сначала она хотела устроить нам пышную свадьбу — с криками «Горько!», банкетом на пол-Москвы и сотней гостей. Отбились чудом: её младшая дочь как раз выпускалась, вот туда она и направила весь свой пыл. Но на этом не успокоилась.
Мы тогда снимали квартиру. Уютную, светлую. Но свекровь начала таскать туда «нужное» — треснутые тарелки, вилки, гнущиеся от взгляда, и, конечно, шторы. Эти шторы до сих пор снится — бархат, вишнёвые, с дырами от моли.
— Это же антиквариат! Зашей — и как новенькие! — восторженно твердила она.
А у меня в голове крутилось: если так хороши — повесь у себя!
Когда мы наконец купили свою квартиру — помогли мои родители и крёстный Сергея — я наивно ждала новой жизни. Но свекровь решила: раз денег не дала, поможет иначе. То есть так, чтобы у нас волосы шевелились.
Сначала приволокла обои. Им, наверное, лет пятьдесят. Пожелтевшие, пахнущие сыростью. Потом настояла, чтобы плитку в ванной клал «дядя Витя» — «золотые руки». В итоге всё криво, плитка отвалилась через неделю, швы пошли пятнами. Пришлось нанимать других, чтобы переделывали «бесплатную помощь».
Потом был холодильник. Его она втащила сама, будто чемпион по тяжёлой атлетике. Грохотал, как трактор, а внутри — запах, будто там что-то сдохло. Выбросили в тот же день. Свекровь рыдала:
— Его же можно было отмыть! Ещё бы десять лет служил! Неблагодарные!
Дальше — диван с дачи троюродной тётки. Советская стенка. Ковёр, пахнущий пылью и кошками. Мы от всего отказывались — каждый раз слёзы, обиды, упрёки.
Теперь ждём ребёнка. Долго скрывали, но когда живот стал заметен — пришлось сознаться. И началось… Свекровь тут же притащила «приданое»: коляску от какой-то Светы, кроватку от Лены, одежду, в которой выросло пол-Рязани.
А я не хочу. Не хочу, чтобы мой ребёнок спал в кроватке, где до этого кто-то сопел. Не хочу коляски с отваливающимися колёсами. Не хочу застиранных вещей. Мне противно. И обидно, что моё мнение — последнее в списке.
Сейчас свекровь продолжает наступление. Я молчу — беременность не время для скандалов. Сергей держит оборону: отмахивается, отказывается. Но вижу — устаёт. А энергии у неё — как у реактора. Конца не видно.
Иногда хочется продать квартиру и уехать. Не сказать никому куда. Просто исчезнуть. Я не злая. Просто хочу тишины. Свободы. Своей жизни. Без бархатного кошмара, холодильников-монстров и ковров из 70-х. Хочу дышать. Жить. Родить ребёнка — и чтобы у нас было своё, новое, чистое гнёздышко. Без «добрых» визитов, от которых хочется завыть.
**Вывод:** Благие намерения — как медведь в доме. И благо, и разруха. Надо вовремя говорить «нет» — иначе заживут твоей жизнью вместо тебя.
