**Дневниковая запись**
Мой сын приходит ко мне украдкой, словно вор, боясь расстроить жену… А я когда-то отдала ему всё.
Растила его одна. Судьба распорядилась так — мужчина, от которого родился Ваня, не захотел ни кольца, ни обязательств. А когда сын появился на свет, его отец и вовсе растворился — сначала задерживался, потом исчезал на «встречи с друзьями», а потом просто не вернулся. Осталась я с младенцем на руках и с пустотой внутри, которую нужно было заполнить не слезами, а работой.
Выручили родители. Без них я бы не справилась. Отец таскал дрова, мастерил печь, а мама варила щи, качала люльку, подменяла меня ночами. Мы выдюжили. Я шила в ателье, брала заказы на дом. Всё ради Вани — чтобы он ни в чём не нуждался.
Вырос он славным парнем — мягким, отзывчивым, с открытой улыбкой. Когда пришла пора в армию, я не спала, боялась, что отдалится. Но через знакомых устроила, чтобы служил недалеко от нашего Ростова. Каждую неделю ездила к нему, а командир, бывало, отпускал его на побывку. Домой. Ко мне.
После армии поступил в университет. Тут всё и переменилось. Познакомился с Ларисой. Увидела я её на празднике — статная, с холодным взглядом, держалась так, будто мир вращался вокруг неё. Ваня светился, как ребёнок. А она улыбалась вежливо, без warmth.
С первого взгляда поняла: ей не нужна я в его жизни. Ни я, ни бабушка, души не чаявшая во внуке. Лариса будто не слышала, когда я пыталась объяснить: я не соперница. Я — его мать. Она — его жена. Но она словно соревновалась. И побеждала.
Перед свадьбой отдала им свою двушку в хрущёвке. Не палаты, но своё, кровное. Перебралась к матери, потому что Ваня умолял: «Мама, так будет лучше». Поверила. Думала — это нас сблизит.
Сначала благодарили. Потом — ремонт. Лариса выкинула всю мебель, переклеила обои, даже лампы поменяла. Ничто не напоминало, что здесь жила его мать. Я молчала — молодым своя жизнь. Хотя сердце ныло.
Через год родилась Алинка. Первая внучка. Я принесла подарки — одеяльца, носочки, ленточки… Но Лариса принимала их снисходительно, будто делала одолжение, пуская меня за порог. Сначала разрешала видеться раз в неделю. Потом заявила:
«У вас кошки. Шерсть. У Алины может быть аллергия. Больше не приходите».
Да, у мамы две кошки. Домашние, не выходящие за порог. Но мы стирали, гладили — бесполезно. Внучку теперь видим только на улице, в коляске. И то Лариса не даёт её толкнуть, держит ручку, с тем же ледяным взглядом.
Ваню почти не видим. Приходит украдкой — на час, между сменами. Поглядывает на часы, нервничает. Однажды спросила:
«Сынок, зачем так? Ты же взрослый мужчина».
Он потупился:
«Мама, Лариса кормит грудью. Нельзя её тревожить. Вдруг молоко пропадёт… Не хочу ссор».
Я поняла — это отговорка. Через полгода Алина будет на кашах. Найдётся новая причина. Он стал чужим. Будто не я его поднимала. Не я сидела у его кровати в лихорадке. Не я носила передачи в часть, пока он маршировал в берцах.
Теперь он живёт в страхе. Боится, что жена нахмурится. Словно не муж, а провинившийся школяр перед строгой учительницей.
Молчу. Не упрекаю. Но сердце разрывается. Потому что всё, что я отдала — любовь, кров, здоровье — теперь ничего не стоит. Рядом с ним женщина, для которой нет ни его прошлого, ни его корней.
Мне не нужны благодарности. Хотела лишь видеть его счастливым. А вижу — затравленным. И это — самое горькое для матери.
**Урок:** Отдавая всё детям, оставляй что-то себе. Иначе однажды проснёшься у разбитого корыта.
