— Мам, ты видела, что Ваня про тебя написал? — голос Ольги дрожал от волнения, телефонная трубка едва не выпала из её рук. — Да нет, не про меня, про тебя! Виктор! Твой любимый Витек! В соцсетях пост выложил!
Вера Степановна медленно опустилась на кухонный стул, крепче прижала трубку к уху. В груди стало тяжело, как в тот день, когда врачи сказали о болезни Сергея. Только сейчас было ещё хуже.
— Что он написал, Оленька? — прошептала она, хотя уже догадывалась, что ничего хорошего не услышит.
— Да там… целый роман! О том, какая ты мать! Что всю жизнь его опекала, не давала дышать! Что из-за тебя у него личная жизнь не клеится! Мам, я даже дочитать не могу, у меня руки дрожат! А комментарии… Боже, что люди пишут!
Вера Степановна закрыла глаза. Кухня вокруг потемнела, только холодильник гудел по-прежнему. На столе остывала недоеденная пшённая каша — Виктор так и не пришёл ужинать, хотя она специально сварила, как он любит, с жареной курочкой.
— Мам, ты меня слышишь? — встревожилась Ольга.
— Слышу, дочка. А что в комментариях?
— Лучше не узнавай. Сердце побереги… Я сейчас к тебе приеду, хорошо?
— Не надо, Оля. Поздно, детей укладывать надо. Я… сама разберусь.
Она повесила трубку и долго сидела, не двигаясь. За окном сгущались ноябрьские сумерки, во дворе зажглись фонари. Где-то плакал ребёнок, хлопнула подъездная дверь. Обычные звуки вечера, но внутри всё перевернулось.
Виктор вернулся ближе к полуночи, от него пахло пивом. Вера Степановна встретила его в прихожей, смотрела, как он снимает ботинки, не глядя на неё.
— Ужинать будешь? — тихо спросила она.
— Не хочу. — Он повесил куртку, всё ещё избегая её взгляда.
— Витя…
— Что? — резко обернулся он, и она увидела в его глазах что-то чужое. Злость? Стыд?
— Зачем ты это написал?
Сын провёл рукой по лицу, вздохнул. Вера Степановна вдруг заметила, как он изменился за последний год. Тридцать три года, а она всё ещё видела в нём мальчишку, который прибегал из школы с разбитым носом.
— Мам, я не хотел тебя обидеть, — наконец сказал он. — Просто… сейчас сложный период. С Леной расстались, на работе завал. А психолог сказал, что надо проработать детские травмы.
— Травмы? — переспросила она. — Какие травмы, Витя? Что я тебе сделала?
— Мам, ну ты же сама понимаешь… Ты всегда была слишком… навязчивой. Помнишь, как в универе каждый день звонила, спрашивала, поел ли я? Как познакомилась с моей соседкой по общаге и просила за мной следить?
Вера Степановна оперлась о стену. Да, помнила ту соседку, Настю. Хорошая девчонка, из деревни. Она её пирожками кормила, просила иногда Виктора покормить, если он забывал. Что в этом плохого?
— А помнишь, — продолжил Виктор, заходя в комнату, — как каждые выходные приезжала? Суп в банках привозила, вещи стирала? Ребята ржали.
— Я хотела помочь, — прошептала она. — У меня ведь только ты с Олей. После того как Сергей умер…
— Вот именно! — вспылил сын. — Ты на нас всю свою нерастраченную любовь вывалила! А мы задыхались! Оля хоть замуж ушла, а я…
— А ты что? Я тебе мешала?
Виктор опустился на диван, закрыл лицо руками.
— Мам, ты не понимаешь. Да, ты прямо ничего не запрещала. Но ты всегда была рядом! Всегда! Мои девушки чувствовали себя лишними. Зачем им я, если у меня есть мама, которая всё за меня решает?
— Лена тоже так думала?
— Лена… — он тяжело вздохнул. — Лена сказала, что я не взрослый. Что в тридцать три живу с мамой. Что мне надо наконец повзрослеть.
Вера Степановна вышла на кухню, включила чайник. Руки дрожали, едва могла поставить чашки. Виктор стоял в дверях.
— Мам, я не хотел тебя ранить. Но мне нужно было это высказать. В интернете проще. Люди советуют…
— И что советуют? — спросила она, не оборачиваясь.
— Кто-то говорит — съезжай. Кто-то — границы ставь. А кто-то пишет, что у них так же.
Она разлила чай, добавила сахар. Вспомнила, как двадцать лет назад так же стояла на этой кухне, заваривала чай Сергею, когда ему было плохо после химии. Как он просил её не отходить, держал за руку и говорил: «Верочка, обещай, что детей в обиду не дашь».
— Мам, ты плачешь? — встревожился Виктор.
Она не заметила слёз. Вытерла их рукавом, повернулась к сыну.
— Витя, может, ты и прав. Я… просто боялась. После смерти отца так боялась вас потерять.
Сын неловко обнял её.
— Мам, ты справилась. Но теперь мне надо самому научиться быть взрослым.
— Ты съедешь?
— Не знаю. Возможно.
Они молча пили чай. Вера Степановна смотрела на сына и думала, каково это — остаться одной. Никого не будить, не готовить на двоих. Страшно, но… в то же время свободно?
— Оля что сказала? — спросил Виктор.
— Очень расстроилась. Хотела ко мне мчаться, защищать.
— Ну да, она у нас боец, — он усмехнулся. — Мам, ты не злишься?
Она подумала. Было больно, обидно, но злости не было.
— Нет. Может, ты и прав. Ты помог мне кое-что понять.
— Что?
— Что и у меня есть своя жизнь. Мне ведь всего пятьдесят семь. Не так уж и много.
Виктор удивлённо посмотрел на неё.
— О чём это?
— Да так… Подруга давно зовёт в хор записаться. А я всё отказывалась — некогда. А может, и правда пора?
— Мам, это же отлично!
— И ещё… — она замялась. — Василий Петрович из соседнего подъезда зовёт в кино. А я боялась, что ты не поймёшь.
— Мам! — Виктор чуть не поперхнулся. — Да он же отличный мужик! Не пьёт, квартиру отремонтировал.
— Ты откуда знаешь про его квартиру?
—
