*Запись в дневнике*
К подъезду обшарпанной хрущёвки я подкатил на своём «Мерседесе», пристроив его так, чтобы номера не бросались в глаза. Взгляд скользнул по облезлому фазу с треснутыми балконами, по окнам, где кое-где торчали пластиковые стеклопакеты — словно заплатки на рваном пальто. Дом напоминал старого алкоголика: всё на нём было не к месту, но держалось чудом.
Такие пятиэтажки, затерянные среди тополей и новостроек, пережили Союз, девяностые и нулевые, а теперь тихо доживали свой век вместе с последними стариками-жильцами.
Меня от этого места ломило в висках. Здесь прошло моё детство. Я тогда клянусь — вырвусь отсюда любой ценой. И вырвался: школа, юрфак МГУ, своя фирма. Родителям купил коттедж в Подмосковье — там мать сразу принялась за огород. Без него она жить не могла.
Женщины ко мне льнули не только из-за денег. Я был недурён собой, щедр, умел ухаживать. Пару раз даже думал жениться на гламурных красотках с накаченными губами. Но представлял, как такая на шпильках будет чавкать за столом рядом с моей матерью в её стареньком ситцевом платье — и передумывал.
А потом встретил Алёну. Без яркого макияжа, с мягкой улыбкой. Влюбился сразу. Через месяц привёл к родителям. Мать взглянула на неё, кивнула едва заметно — значит, одобрила.
Кто бы устоял? Скромная, не капризная. Отец её давно пропал, мать умерла от рака. Я окружил Алёну заботой, дарил подарки. Даже спустя год брака сердце стучало чаще, когда она входила в комнату.
И тут мой зам, он же друг, бросает: «Видел Алёну в том районе, у той самой развалюхи». Что ей там делать? Ни родни, ни друзей.
— Сам-то зачем там был? — огрызнулся я.
— Объезжал пробку, заплутал.
«Измена? Алёна? Да быть не может!» Но по спине пробежали мурашки, пальцы сжались сами собой.
— Может, ошибся, — спохватился друг, глядя на моё лицо. — Красивых много, твоя не единственная.
Дома Алёна встретила как обычно — обняла, засмеялась. Если бы изменяла, избегала бы прикосновений, верно? Но нет, ластилась, как котёнок.
Что-то тут нечисто. То ли она актриса, то ли друг врёт.
Не выдержал, решил проследить. В обеденный перерыв приехал к хрущёвке, ждал, курил. Уже хотел уезжать — и тут вижу её. Быстро зашла в подъезд, оглянулась, исчезла. С ключом.
Сердце заколотилось. Бросился следом — но дверь закрыта. Остался ждать. Через час она вышла, села в такси.
В офисе не мог сосредоточиться. Приехал домой раньше, налил коньяку. «Алёна, ну зачем? Казалась чистой, а оказалась…»
Хлопок двери. Она на кухне:
— Ты пьёшь? Что случилось?
— У меня всё отлично. А ты мне ничего не хочешь сказать? — голос хриплый, будто не мой.
— О чём?
— Где была в обед?
— Ты заезжал ко мне? — она замешкалась.
Я пристально смотрел, как с её лица сходят краски.
— Не ври.
— Я… хотела признаться, — она опустилась на диван.
«Играет?»
— Давно обманываешь? — налил ещё.
— Я навещаю отца.
— Ты же говорила, он мёртв.
— Думала, что так. Но… он жил на улице. Пил. Знакомая нашла его в больнице — сбила машина. Я платила ей, чтобы ухаживала. Из своей зарплаты, не твоих денег.
Тут меня будто током ударило.
Помню ту ночь. Метель, снег хлестал в лобовое. На дорогу выбежал бомж — бах! «Скорая» увезла его. Я скрылся. И вот…
Подошёл, взял её руки:
— Прости. Перевезём его сюда, в флигель. Найдём сиделку.
Она расплакалась: «Ты самый лучший!»
А я думал: «Знай ты, что это я его сбил…»
Через месяц Алёна забеременела. Когда живот округлился, её отец умер. Я вздохнул свободнее.
Судьба сплетает жизни так, что не распутаешь. Все мы что-то скрываем. Но правда всплывает — и тогда?
Думаю, кто прощает — сам будет прощён. Когда-нибудь.
