Старые письма
Когда почтальон перестал подниматься на этажи и стал бросать газеты и конверты у подъезда, Зинаида Николаевна сперва возмущалась. Потом смирилась. Теперь её утро начиналось с того, что она спускалась по лестнице, держась за прохладные перила, и заглядывала в старый зелёный ящик с отогнутой дверцей.
Ящик был ещё с восьмидесятых, в облупившейся краске, с кривым номером «12». Он скрипел, когда его открывали, и Зинаида Николаевна каждый раз думала, что вотто он совсем отвалится, и тогда где она найдёт письма Людмилы.
Письма приходили нерегулярно: иногда через неделю, иногда через месяц. Но всё равно приходили. Узкий конверт, аккуратный наклонный почерк, лёгкий аромат дешёвых духов. Зинаида Николаевна поднималась обратно, ставила чайник на плиту, садилась к столу и открывала конверт по шву, чтобы не порвать бумагу.
Людмила жила в другом городе, за тысячуполторы километров, в Новосибирске. Когдато они делили одну комнату в общежитии медицинского института в Москве, вместе зубрили анатомию и делили банку тушёнки. Потом у Людмилы началась семейная жизнь, у Зины работа в городской поликлинике, поздний брак, дочь. Они разъехались, но не разошлись. Письма держали между ними тонкую, но прочную нитку.
Людмила писала про дачу в Подмосковье, про соседку, которая опять посадила не те помидоры, про сына, который всё никак не решится уйти от своей вечно недовольной жены. Про давление, которое «скачет, как лошадь», и про новые таблетки, которые ей выписали. Между строк всегда чувствовалась прежняя Людмила: весёлая, упрямая, слегка язвительная.
Зинаида Николаевна отвечала вечером, когда в квартире становилось тихо. Дочь жила отдельно, внук приезжал по выходным. В будни было только тиканье часов и гул лифта за стеной, а её ручка шуршала по бумаге. Она рассказывала про поликлинику, где подрабатывала терапевтом на полставки, про соседей, которые постоянно спорят изза парковки, про внука Серёжу, ставшего «айтишником» и ничего толком не объясняющего.
Она любила ритуал: взять чистый лист, выровнять его, мысленно отметить день, неделю, решить, что сказать Людмиле, а что оставить себе. Письмо было как маленький вечерний итог. Она писала неторопливо, вчитываясь в каждое слово, будто слышала, как Людмила будет читать.
Однажды внук, Серёжа, пришёл к ней с коробкой.
Бабушка, сказал он, вытаскивая из коробки новый телефон, хватит уже с твоим кнопочным. Пора в двадцатьпервый век.
А я что, в девятнадцатом живу? отозвалась Зинаида Николаевна, но телефон всёравно взяла. Тонкий, тяжёлый, стеклянный. Ей было страшно даже просто держать его, будто может уронить и всё, минус Серёжи стипендия.
Всё просто. Смотри. Серёжа провёл пальцем по экрану, и тот загорелся яркими квадратиками. Это мессенджер. Тут можно переписываться мгновенно. Хочешь голосом, хочешь картинками.
А почта чем плоха? улыбнулась Зинаида Николаевна, но в глазах появилось любопытство.
Почта хороша, когда тебе открытку из Казани прислали. А здесь ты можешь с Людмой писать каждый день.
Он уже знал про Людмилу. Зинаида иногда читала ему отрывки её писем. Внук хмыкнул: «Крутая подруга». И решил, что и её тоже надо осчастливить.
Только Людмила этим поморщилась Зинаида, подбирая слово, телефоном не пользуется. У неё старый кнопочный. Она говорила.
А внуки у неё есть?
Есть внучка Вика, студентка.
Значит, разберёмся. Вы ей пишете письмо, а я всё настрою.
Он поставил телефон на стол, подключил к розетке, ввёл какието данные. Зинаида наблюдала, как светится экран, как бегут полоски загрузки. Чувствовала себя одновременно глупой и взволнованной.
Вечером она села за стол, как обычно, но рядом с листом лежал новый телефон, молча показывающий время и погоду. Зинаида достала конверт, аккуратно вывела адрес Людмилы и, помедлив, в конце приписала: «Людмила, Серёжа мне купил новый телефон, говорит, можно письма через него отправлять. Если Вика у тебя будет, пусть тоже посмотрит. Может, и мы с тобой научимся. Хотя я уже старая кошка».
Она улыбнулась, запечатала конверт и на следующий день опустила его в большой почтовый ящик у подъезда не в свой зелёный, а в общий, с прорезью для писем.
Ответ пришёл через две недели. Людмила писала: «Ты, конечно, отсталая, но я ещё дальше. Вика смеётся, говорит, что всё можно. Приезжала на выходные, показала мне на своём телефоне, как это делается. Так что давай, Зинаидушка, удивляй. Вика сказала, что как только я приеду к ней в город, она мне всё настроит. А то и сама приедет. Представляешь, я буду тебе сообщения писать. Как молодёжь».
Зинаида посмеялась. В письме слышался тот же азарт Людмилы, с которым та когдато училась ездить на мотоцикле бывшего мужа.
Через месяц внук пришёл опять, сел рядом и стал терпеливо показывать, как нажимать, куда смотреть.
Вот, сказал он, это чат. Здесь будут ваши сообщения. Сначала я добавлю себя, потренируемся.
Он набрал ей пару фраз. Телефон тихо звякнул, экран вспыхнул. Зинаида вздрогнула.
Не бойтесь. Это просто уведомление. Нажимайте сюда.
Она нажала, увидела слова: «Привет, бабушка! Это тренировка». Снизу была пустая строка.
Сюда пишите ответ, сказал Серёжа. Нажимаете вот эти буквы.
Пальцы Зины дрожали. Она медленно набрала: «Привет. Вижу». Ошиблась, получилась «Виху». Серёжа рассмеялся, но быстро исправил.
К вечеру она уже могла самостоятельно открыть чат, набрать короткую фразу, отправить. Голосовые сообщения её пугали, но Серёжа сказал, что этому придёт время.
Людмила объявилась в мессенджере в начале осени. На экране появилось новое сообщение от незнакомого номера: «Зинаидушка, это я. Людмила. Вика настроила. Привет тебе из нашего болота».
Зинаида долго смотрела на эти строки. Казалось, Людмила вдруг оказалась совсем рядом, не на расстоянии письма, а за стеной.
Она набрала: «Людмила! Я тебя вижу. Вернее, читаю. Как ты?» и отправила, затаив дыхание.
Ответ пришёл через минуту. Не неделя, а минута.
«Жива пока. Давление шалит, но я его не боюсь. Ты как? Серёжа тебя мучает своим прогрессом?»
Зинаида рассмеялась и написала про Серёжу, про свою поликлинику, про соседку, которая опять ругалась с управляющей компанией. Пальцы путались, буквы иногда образовывали странные слова, но Людмила всё понимала. В конце фразы она ставила жёлтый смайликулыбку.
Это смайлик, объяснил Серёжа, заглянув через плечо. Типа улыбается.
Зинаида кивнула и решила смайликами не пользоваться. Как будто это был чужой язык. Но иногда, когда Людмила прислала особенно колкую шутку, рука сама тянулась к маленькой рожице.
Переписка шла бойко. Утром Зинаида проверяла телефон, как раньше проверяла почтовый ящик. Днём, в перерыве между приёмами, украдкой заглядывала в экран, чтобы прочитать очередное сообщение Людмилы. Вечером они обменивались десятком коротких фраз.
Скорость общения оказалась странной: радостной и тревожной одновременно. То, что раньше растягивалось на страницы и недели, теперь умещалось в пару строк. Не успела она подумать, как уже отправила.
Однажды Людмила написала: «Представляешь, ко мне сосед по даче подкатывает. Старый хрыч, но глаза ещё бегают. Пришёл вчера с яблоками, предлагает чай. А я ему: давление, нельзя волноваться».
Зинаида нахмурилась. Вспомнила, как Людмила жаловалась на одиночество и язвительно отзывалась о вдовцах, которые «ищут бесплатную сиделку».
Она набрала: «Смотри, чтоб не сел тебе на шею. Потом не отпустишь. Они все такие». Послала, даже не перечитав.
Ответ пришёл почти сразу: «Спасибо, что так высоко думаешь обо всех мужчинах за семьдесят. Я, кстати, сама разберусь».
Вечером пришло ещё одно сообщение: «И вообще, ты будто радуешься, что у меня ничего не получится. Чтобы я с тобой по старости переписывалась и никуда не дёргалась».
Зинаида уставилась на эти строки, почувствовала жар. Откладывая телефон, пошла на кухню, налила себе чай. В голове шумело. Радуется? Она, которая каждый раз, когда Людмила писала о болячках, не спала половину ночи, представляя худшее.
Вернулась к столу, села, открыла чат. Пальцы дрожали. Написала: «Ты не права. Я за тебя боюсь. Я знаю, как они любят, чтобы их кормили и лечили, а потом уходят к другой. Я видела таких на работе». Нажала «отправить».
Ответа не было. Ни через минуту, ни через час. Телефон лежал, время от времени тихо вибрировал от других уведомлений, но от Людмилы тишина.
Ночью Зинаида просыпалась, включала экран, смотрела на пустой чат. Утром пошла в поликлинику, но мысли всё возвращались к этим словам. Днём телефон пискнул: «Бабушка, как дела? Не забросила телефон?» ответила она коротко: «Всё нормально, на работе. Позвоню позже».
От Людмилы всё ещё ничего.
Третий день Зинаида не выдержала и набрала номер Людмилы. Долгие гудки. Никто не брал трубку. Положила телефон, набрала снова та же тишина.
«Может, уехала на дачу, связи нет», успокаивала себя, но тревога росла.
Вечером, когда уже почти решила написать длинное извинение, на экране всплыло уведомление. Новое голосовое.
Она нажала на треугольник. Сначала послышался шорох, потом голос Вики, внучки Людмилы.
Зинаида Николаевна, здравствуйте. Это Вика. Бабушка в реанимации, был приступ. Сейчас лучше, но всё ещё в больнице. Я нашла ваш номер в её телефоне. Она просила передать, что не сердится и что напишет, как только сможет. Простите, что так, через запись. Сейчас между отделениями, говорить тяжко.
Голос дрогнул, запись оборвалась.
Зинаида сидела, пока голос не смолк. Затем нашла в шкафу старую папку с конвертами, достала чистый лист, села за стол. Рука сама вывела: «Дорогая Людмила»
Она писала долго, подробно: как испугалась, когда та перестала отвечать, как глупо они поссорились, как ни один мужчина не стоит того, чтобы рвать давнюю дружбу, как будет рада, если Людмила будет пить чай хоть с соседом, хоть с кемнибудь. Не стала писать про свои страхи, лишь о том, что иногда кажется, будто останусь совсем одна, если она исчезнет. Что дочь занята своей жизнью, внук своими компьютерами, а Людмила единственный человек, с которым можно обсудить не только давление и цены на лекарства, но и то, как странно стареть.
Конверт получился толстым. Она закрыла его, подписала адрес, спустилась вниз и опустила в прорезь почтового ящика у подъезда.
На следующий день она написала Вике в мессенджере: «Вика, здравствуйте. Письмо бабушке отправила. Как она?»
Ответ пришёл через пару часов: «Здравствуйте. Ей лучше. Перевели в палату. Сейчас слабая, но уже ругается на еду хороший знак. Я ей прочитала ваше сообщение, она плакала, сказала, что вы упрямая, но хорошая. Как будет сильнее, сама напишет».
Зинаида улыбнулась сквозь слёзы. Упрямая, но хорошая почти комплимент.
Дни тянулись. Она ходила на работу, вечером смотрела новости, иногда звонила дочери. Телефон лежал рядом, как маленькое окно, в которое пока никто не заглядывал.
Через неделю пришло новое сообщение от Людмилы.
«Зинаидушка. Пишу медленно, рука дрожит. Этот ваш прогресс меня чуть не убил. Вика говорит, что это шутка. Я ей не очень верю. Но всё равно. Не сердись. Я тогда вспылила. Ты, конечно, тоже молодец. Сразу всех мужиков под одну гребёнку. А ведь мне просто хотелось почувствовать себя живой, а не только бабушкой с таблетками. Ты меня поняла?»
Зинаида перечитала несколько раз, потом набрала ответ: «Поняла. Я тоже иногда хочу почувствовать себя не только терапевтом и бабушкой. Прости, что полезла с советами. Я боюсь за тебя и за себя. Что останусь без тебя. Но это не оправдание. Давай договоримся: ты расскаИ с того момента они нашли баланс между бумажными письмами и быстрыми сообщениями, сохранив свою дружбу навечно.
