В сумрачной квартире на окраине приморского городка Береговск, где соленый ветер с залива пробирался сквозь щели старых деревянных рам, Светлана Петрова стояла у пустого холодильника, стискивая виски. Еда исчезала с подозрительной скоростью, словно её по ночам выметал невидимый веник. Вчера ещё варила суп, а сегодня — ни крошки. Муж, Дмитрий, опять всё сожрал, решила она, и эта мысль глодала её, как голодная чайка кусок хлеба.
Разговоры с Димой давно напоминали игру в глухие телефоны — каждый заканчивался хлопаньем дверей и криками через стенку. Его трёхмесячный «творческий отпуск» (читай: сидение перед телевизором) превращал их быт в анекдот про несчастную Золушку. Света пахала на двух работах, чтобы купить продукты, которые таяли быстрее мороженого на июльском солнце. Она уже привыкла пить чай без сахара (экономия!) и ужинать сухарями, потому что после смены сил хватало только доползти до дивана. А Дмитрий, судя по всему, искренне верил, что холодильник наполняется сам по волшебству, а жена обязана терпеть эту «магию» молча.
— Завтра еду к дяде Васе в деревню, баню помогать строить, — бросил Дима из комнаты, не отрываясь от телепередачи «Охота на ремонт».
Свете было всё равно. Усталость и жар сковали её, как зимнее пальто в июле. Утром градусник показал 38, и она осталась дома. Глотнув таблеток, женщина рухнула в сон, мечтая хотя бы о восьмичасовом перемирии с реальностью.
Но покой нарушил странный перезвон кастрюль с кухни. Кто-то лихо гремел посудой, хлопал дверцей холодильника и напевал «Катюшу» — так бунтарски, будто на своей кухне. Света, шатаясь, поплелась на шум. В центре кухни, словно генерал на поле боя, стояла сестра Димы — Надежда, женщина, с которой Светлана предпочитала видеться только на поминках. Надя свято верила, что брат обязан содержать не только её, но и её трёх котов «с породой». Дмитрий регулярно отдавал ей деньги под предлогом «ну она же одна с детьми», выдергивая их из семейного бюджета, как зуб без анестезии. А теперь Надежда методично перекладывала их продукты в свои авоськи.
— Приветик, — прошипела Света, сжимая кулаки.
— Ой, а ты чего дома? — Надя дёрнулась, чуть не уронив банку с огурцами.
— Температура. А ты, вижу, без стеснения реквизируешь наши запасы?
— Дима сам ключ дал, — отрезала Надя, даже не покраснев.
— Значит, не у него желудок бездонный, а у тебя руки быстрые, — голос Светы задрожал, как плохо закреплённая полка.
— Он мне брат! Я имею право взять еду для своих мурок! — Надя выпрямилась, как индюк перед дракой.
— Твой брат без работы третий месяц, а я, получается, должна кормить ещё и твоих хвостатых? Причём втайне? — В горле у Светы встал ком, как пробка в старом чайнике.
— Да что ты жалеешь какую-то колбасу? Я же одна, мне тяжело! — Надя закатила глаза, будто репетировала роль невинной жертвы.
— Верни ключ. Сейчас. Или звоню в участок. Квартира моя, а твой брат тут просто временный жилец, — Света сделала шаг вперёд, глаза сверкали, как лезвие.
— Из-за ерунды ментов вызывать? Мелочная! — Надя швырнула ключ на стол. — Я всё Диме расскажу, он ещё пожалеет, что женился на такой жадюге!
— Это он пожалеет, что покрывал твои набеги, — бросила Света, и слёзы хлынули, как дождь из прорванной трубы.
Она опустилась на стул, потрясённая. Выходит, её дурачили, как последнюю доверчивую тётку. Кто бы поверил, что золовка методично обчищает их холодильник, оставляя только этикетки, а Дмитрий валял дурака, списывая всё на свой «метаболизм»? Но горше всего было понять — он знал. И молчал.
Вспомнила свекровь — даму, которая в гостях считала нормой унести половину салатницы «на попробовать». Яблоко от яблони, и Дима с Надей унаследовали её «хозяйскую хватку». Сердце ныло, но решение созрело, как перезревший арбуз. Дрожащими пальцами она набрала номер мужа.
— Подаю на развод, — сказала, не дав ему открыть рот.
— Подожди, я приеду, обсудим, — залепетал Дмитрий.
— Обсуждать нечего. Всё ясно.
— Ещё пожалеешь, вернёшься! — рявкнул он.
Но Света уже не слушала. Дмитрий стал для неё чужим — как выцветшая фотография в старой рамке. Жалко было только лет, потраченных на человека, который считал её то ли шеф-поваром, то ли волшебной коровой. Развод — не конец, а билет на свободу. Теперь её холодильник будет полон. И только для неё.
