Тени на кухне
Когда Артём в третий раз увидел на столе кусок яблочного пирога, которого точно не оставлял, страха не было. Да и удивления тоже. Только усталость — тяжёлая, въевшаяся в мышцы. Он устал от бессонных ночей, от поездок в офис через серый Екатеринбург, где люди давно перестали замечать друг друга. Устал от пустых разговоров о дачах и новых машинах, от улыбок, которые приходилось изображать. Но больше всего он устал от одиночества. Оно не исчезало ни в шуме метро, ни в громкой музыке, ни в сериалах, которые он включал просто для фона. Оно сидело рядом. За столом. На краю дивана. В сообщениях, которые так и остались без ответа.
Он жил один уже три года. После ухода Алёны квартира ещё долго хранила её запах — лёгкий, с оттенком мяты. Теперь здесь не пахло ничем. Пустотой, если у неё вообще есть запах. Чистый, безжизненный воздух. Не тишина — вакуум, где всё на местах, а душа — нет.
Пирог появился впервые в воскресенье. Аккуратный ломоть на тарелке, будто только из печи. Артём решил — наверное, купил и забыл. Второй раз — в среду. Тот же пирог, ещё тёплый, с запахом корицы. Он подумал на друга Игоря, у которого был запасной ключ. Но Игорь был в командировке, выкладывал фото с Байкала, ругался на цены в кафе.
На третий раз Артём отрезал кусочек. Простой пирог, с корицей, слегка румяной корочкой. Вкус — как в детстве, когда бабушка пекла в деревне: сладкий, с сочными кусками яблок. Он не ел — разглядывал. Пирог был слишком свежим, будто его только что поставили. Завернул кусок в фольгу, сунул в холодильник, словно прятал улику. Проверил дверь — замок цел. Окна — закрыты. Ключи были только у него, у Игоря и у отца, который жил в глухой деревне и точно не стал бы ехать в Екатеринбург с пирогами. Всё сходилось. Кроме пирога.
Ночью ему снилась кухня. Не комната — живое, дышащее пространство. Свет был мягким, пахло яблоками и свежестью, как после грозы. Кто-то был там, невидимый, но ощутимый. Он проснулся в три часа, пошёл за водой — и застыл. В раковине лежал нож. Мокрый. Хотя ужинал он колбасой — без ножа. Сердце дрогнуло, но не от страха. От странного понимания: это не случайность.
В следующие дни всё стало… другим. Едва уловимо. Трудно объяснить. Его кружка стояла не там, где обычно. Плед на диване был свёрнут иначе — неаккуратно, но по-родному. Зеркало в прихожей слегка сдвинулось. Рубашка, брошенная в корзину, висела на спинке стула. Не пугающе. Не как в фильмах ужасов. А словно кто-то был рядом. Осторожно. Почти ласково. Будто кто-то возвращался туда, где когда-то было его место.
Артём начал говорить в пустоту. Сначала с усмешкой, будто проверяя, откуда придёт ответ. Потом — всерьёз. Его голос звучал удивительно естественно в тишине. Он рассказывал о работе, спрашивал совета. Как когда-то с Алёной, когда она сидела напротив, дуя на горячий чай, и внимала, не перебивая. «Тебе не кажется, что я стал больше молчать?» или «Помнишь, как мы ругались из-за ковра, а потом не разговаривали две недели?». Иногда ему чудился ответ. Не слова — ощущение. Пауза, в которой воздух становился теплее, гуще. Будто стены не просто слышали, а понимали.
Однажды он не выдержал. Купил в кафе два кофе — один себе, второй просто так, потому что иначе не мог. Поставил вторую чашку напротив. Не из веры, а потому что так было правильно. Чтобы признать: здесь кто-то есть. Хоть ненадолго. Хоть тенью.
Так прошло десять дней. Потом пришла Алёна.
Открыла дверь своим ключом, бросила сумку у порога и сказала:
— Я забыла, как здесь пахнет.
Она стояла, чуть сгорбившись, будто боялась, что её выгонят. Артём смотрел на неё, как на призрак: родной до боли, но из другой жизни. Слов не было. В горле застряли все вопросы, что копились месяцами. Она не плакала. Он — тоже. Они сели за стол. Между ними — тишина, полная несказанного.
Она подняла глаза и спросила:
— Ты чувствовал, что я была рядом?
Он кивнул. Едва заметно, боясь, что резкое движение её спугнёт.
— Я не могла не вернуться. Хоть так. Хоть через запах. Хоть через мелочи. Я скучала не по тебе — по тому, кем мы были.
— Ты была. Тени.
— Тени, — повторила она. — А теперь… я уйду. По-настоящему. Без следа.
Он смотрел наОни допили кофе, и когда дверь закрылась за ней, на столе остался лишь ломтик пирога — уже не тот, что появлялся сам, но испечённый его руками.
