«Бабушка, мама сказала, что тебя надо отправить в дом престарелых». Я подслушала разговор родителей — ребёнок не сочинит такое просто так.
Ольга Семёновна шла по переулкам городка под Рязанью, чтобы встретить внучку после уроков. Лицо её сияло, а каблуки отбивали чёткий ритм, будто вновь вернулись годы юности, когда жизнь напоминала бесконечную плясовую. Сегодняшний день был важен — она наконец получила ключи от собственной квартиры. Светлая однушка в новостройке, о которой грезила десятилетиями. Два года кропотливого сбора: каждая копейка под контролем. Продажа ветхой избы в селе покрыла лишь половину суммы, остальное добавила дочь, Светлана, но Ольга Семёновна поклялась вернуть каждую рубль. В семьдесят лет вдове хватало и части пенсии, а молодым — зятю и дочери — средства нужнее, ведь у них «вся дорога впереди», как говаривали в деревне.
У школьного крыльца ждала внучка, Арина, второклассница с бантами. Девочка вцепилась в бабушкину руку, и они зашагали домой, обсуждая уроки и одноклассниц. Восьмилетняя Арина была для Ольги Семёновны солнцем, ради которого стоило жить. Светлана родила её поздно, в сорок с лишним, и тогда же умолила мать переехать. Ольга Семёновна не хотела покидать родное село, где каждая тропинка дышала памятью, но ради семьи согласилась. Поселилась в городе, взяла на себя Арину — встречала из школы, сидела до ночи, пока родители на работе, а после возвращалась в свою малометражку. Квартиру оформили на дочь — «на всякий пожарный», ведь стариков легко обвести вокруг пальца. Бабушка не спорила: бумаги — пустая формальность, думала она.
— Бабуля, — внезапно нарушила тишину Арина, широко раскрыв глаза, — мама сказала папе, что тебя отвезут в дом для стариков.
Ольга Семёновна остолбенела, будто на неё вылили ушат ледяной воды.
— Куда, родная? — переспросила она, ощущая, как мороз ползёт по жилам.
— Туда, где все бабушки вместе. Мама говорила, что тебе будет весело, — девочка говорила шёпотом, но каждое слово вонзалось, как нож.
— Да я не желаю! Лучше на дачу к подругам махну, — голос её задрожал, а в висках застучало. Неужели ребёнок говорит правду?
— Только не говори маме, что я проболталась, — прижалась к ней Арина. — Они ночью спорили. Мама сказала, что уже договорилась, но заберут тебя, когда я в пятый класс пойду.
— Молчок, золотце, — прошептала Ольга Семёновна, открывая дверь. Ноги подкашивались, мир плыл перед глазами. — Голова разболелась… Прилягу, а ты уроки делай, ладно?
Она рухнула на диван, чувствуя, как рвётся сердце. Детские слова, словно граната, разнесли её вселенную. Это правда — жестокая, неоспоримая. Ребёнок не соврёт. Через четыре месяца Ольга Семёновна собрала узелок и уехала обратно в село. Теперь снимает угол у дальней родни, копит на крохотный дом. Помогают подруги да соседи, но внутри — пустота.
Иные качают головами: «Надо было поговорить со Светкой, разобраться». Но бабушка непреклонна.
— Дитя не соврёт, — твёрдо говорит она, глядя в окно на бескрайние поля. — Поступки Светланы красноречивее слов. Даже не позвонила — куда пропала, почему уехала?
Видно, дочь догадалась, но молчит. А Ольга Семёновна ждёт. Ждёт звонка, оправданий, хоть «прости» — но сама не берёт трубку. Гордыня и боль сковали душу кандалами. Вины за собой не чувствует, лишь щемящую пустоту от предательства тех, ради кого жила. И каждый вечер спрашивает звёзды за окном: неужели её жертвы, любовь, годы — всё это кануло в безмолвие? Неужели старость обречена стать дорогой в никуда?
