Теперь тесть приходит к нам каждый день. В принципе, я не против гостей, но он съедает всё подчистую. Пробовал поговорить с женой — результат нулевой.
Полгода назад мы с Марфой, моей супругой, приняли тяжёлое решение — перебраться в другой город. До этого жили на окраине Ростова, работали на одном заводе. Жили скромно, но без долгов. Понимали друг друга без слов. Не ссорились, не упрекали. Но всё рухнуло, когда на предприятии начались сокращения. Сначала уволили Марфу, потом и меня.
Накоплений не было — двое детей, кредиты, все деньги уходили на еду и квартплату. Казалось, всё кончено. И тут её отец, мой тесть, протянул руку помощи. Он жил в Воронеже и сдавал свою однушку на окраине. Квартира была так себе, требовала ремонта, но хотя бы крыша над головой.
Мы переехали. Я был ему искренне благодарен. Тогда этот жест казался спасением. Первый месяц был адом: денег — гроши, из последних сил кормили детей, платили за свет. Искал работу — без толку. Руки опускались, но я держался. Марфа возилась с домом и детьми, а я бегал по городу, чтобы не сойти с ума.
Когда получил первый аванс на новой работе, едва сдержал слёзы. Стало легче дышать. Работал до темноты. Возвращался уставший, но с мыслью, что выкарабкиваемся. Часть денег стал отдавать тестю — за комуслуги и просто в знак благодарности. Думал, жизнь налаживается. Но оказалось, это только начало.
Тесть стал заглядывать. Часто. Сначала «на минуточку», потом «пообедать с внучатами», а потом — каждый день. И, увы, не помочь. Не постирать, не починить кран, не посидеть с детьми. Он садился на кухне, включал телевизор и ел. Всё. До крошки.
Марфа готовила завтраки, обеды, ужины. А я, приходя домой, находил пустые сковородки. Стал замечать, как тают запасы в холодильнике. Молчал. Терпел. Но однажды и она пожаловалась: устала. Готовит с утра до ночи, а еды будто и не было. А я смотрю на неё и думаю: детей у нас двое… зачем третий, да ещё взрослый?
Решился. Поговорил с тестем. Без крика, по-хорошему. Объяснил, что ценим его помощь, что он семья, но… нам самим тяжело. Он кивнул, сказал: «Понял». И вроде отстал. Даже начал приносить пирожки, разок купил курицу. Но через пару недель это «старание» испарилось. Он вернулся к прежнему — детям яблоко, а себе — наш ужин.
Снова поговорил с Марфой. Она только плечами пожала: «Папа же помог… это его квартира… он просто любит внуков». Разговор закрыт. А у меня — нервы на пределе. Пашу с утра до ночи, экономлю на всём, хожу в дырявых ботинках, а тут человек, который приходит и опустошает холодильник, будто это его дом.
Поддержки нет. Мои родители далеко, у друзей своих забот хватает. Тесть не замечает, жена — будто не хочет замечать. И я не знаю, что делать. Да, он помог. Но сколько это ещё продлится? Я устал. Этот дом, который когда-то казался спасением, теперь больше похож на клетку.
А мы всё здесь. Завод, где раньше работали, окончательно разорился. Бывшие коллеги разъехались, никто не возвращается. Мы на грани. И с каждым днём надежда тает, как снег весной.
