— Василий Петрович! Ну сколько можно?! Вторая лужа за неделю! — орала снизу соседка, размахивая мокрой тряпкой перед носом Веры Николаевны.
— Да извинялся я уже! Батарея течёт, слесаря вызвал! — отмахивался муж, стоя в дверях в застиранных трусах и растянутой майке.
— Извинялся! А мне что, с потолка воду собирать? Обои новые только поклеила! Вы вообще головой думаете?
Вера стояла за его спиной, сжав кулаки. Галина Ивановна была права — батарея капала уже месяц, а Василий всё откладывал.
— Да перестаньте орать, как на базаре! — огрызнулся он. — Починю, слово даю!
— Когда? Когда мне квартиру затопит окончательно? — Соседка трясла седыми волосами, щёки пылали.
Вера тихо дотронулась до мужа.
— Вася, давай завтра слесаря найдём. У меня номер одного мастера есть… — шепнула она.
— Отвали! Сам разберусь! — отмахнулся он, даже не взглянув.
Галина Ивановна посмотрела на Веру с жалостью. Восемь лет знакомства — и ни разу не слышала, чтобы та повысила голос. Всегда покорная, всегда извиняющаяся.
— Ладно, Вера Николаевна, я понимаю — вашей вины тут нет. Но решайте уже что-то! — Соседка развернулась и ушла.
Василий хлопнул дверью, направился на кухню, где дымился борщ. Вера шла следом, как тень.
— Чего надулась? — буркнул он, плюхаясь за стол. — Наливай.
Руки у неё дрожали. Борщ пролился на свежевыглаженную скатерть.
— Руки-крюки! — фыркнул Василий. — Даже суп нормально налить не можешь!
— Прости… — Вера быстро вытерла пятно.
За обедом он бубнил про работу, начальника, коллег. Вера кивала, вставляла «да» и «конечно». Так было все двадцать три года их брака.
Позже, когда Василий захрапел перед телевизором, Вера спустилась к соседке.
— Вера Николаевна! Заходите, чайку попьём?
— Спасибо, нет. Хоте посмотреть потолок…
В ванной зияло жёлтое пятно, обои отклеивались.
— Боже мой! — ахнула Вера. — Я завтра же мастеров найду, всё оплачу!
— Да не в деньгах дело! — вздохнула Галина Ивановна. — Про сил уже нет терпеть. Ваш-то вечно всех винит, а сам ничего не делает.
— Он устаёт… — оправдывалась Вера.
— А вы как живёте? — вдруг спросила соседка. — Вас столько лет знаю — и ни одной улыбки.
— Нормально… — Вера смутилась.
— Дети есть?
— Нет. Не сложилось.
— А хотели?
Она замолчала, потом кивнула.
— Очень. Но Василий говорил — рано, денег нет, не готов… А теперь и поздно.
Галина Ивановна подошла ближе.
— А чего хотите вы? Не он — вы.
— Не знаю, — призналась Вера. — Я и забыла, что значит хотеть.
Вернувшись, она застала мужа пьяным, кухню — в крошках. Впервые за годы — не стала убирать.
Утром Василий заворчал:
— Где завтрак?
— Сделай сам.
Он остолбенел.
— Ты чего?
— Я не служанка.
— Да ты сдурела! Кто тебя содержит?
— Я сама. Квартира — мамина, кстати.
Он побагровел.
— Вот как! В права качать вздумала?!
— Нет. Просто жить хочу.
Он хлопнул дверью.
К вечеру вернулся злее.
— Слесарь приходил?
— Да.
— Сколько содрал?
— Две тысячи.
— Бешеные деньги! Я бы сам за копейки!
— Когда? — спокойно спросила Вера.
Он уставился.
— Ты что, с той стервой советовалась?
— Она спросила, чего я хочу. А я не смогла ответить.
Василий захохотал.
— Феминизмом заболела?
— Нет. Просто устала молчать.
Он хлопнул дверью.
Наутро, с похмелья, он заныл:
— Кофе сваришь?
— Сам.
— Вера, ну что ты как чужая?
— Потому что муж — не хозяин. А ты двадцать три года мной командовал.
— Но я же люблю тебя!
— Когда последний раз спрашивал, как мои дела?
Он замолчал.
Вечером Галина Ивановна налила чаю.
— Страшно?
— Да. Но впервые дышу.
— Мой муж тоже орал. Пока не ушёл. А я потом поняла — он мне свободу подарил.
— А мой… изменится?
— Не знаю. Но вы-то — уже да.
Дома Василий сидел с виноватым видом. На столе — пересоленный суп.
— Я разогрел…
Она молча ела.
— Вера… Может, к морю съездим? Ты же любишь…
Она подняла глаза. Он помнил?
— Деньги?
— Закроем.
Потом он пробормотал:
— Галине Ивановне цветы купил… Дал на ремонт.
Это было начало.
Через месяц они сидели на пляже. Он стал меньше пить, чаще спрашивал её мнение. Иногда даже помогал по дому.
— Знаешь, — сказал он вдруг, глядя на закат, — ты красивая, когда не молчишь.
Вера улыбнулась. Впервые за долгие годы — просто так.
— Я поняла: страшно не говорить. Страшно — молчать.
Он взял её за руку. Шум волн, тёплый песок.
Тихая женщина научилась говорить.
