Сижу на кухне и, как всегда, молча пью чай — но внутри меня бушует ураган.
В тихом городке под Сочи, где морской ветер наполняет воздух солёной свежестью, моя жизнь в 52 года превратилась в немую битву. Меня зовут Татьяна Сергеевна, и я живу в своей трёхкомнатной квартире с сыном Дмитрием и его девушкой Алиной. Три месяца мы теснимся втроём, и каждый день я чувствую, как мой дом, моя обитель, превращается в чужую территорию. Грязные тарелки на столе — это не просто беспорядок, а знак моего одиночества и тоски.
Мой сын — моя боль
Дмитрий — мой единственный ребёнок, моя радость. Я растила его одна после того, как муж ушёл из жизни, отдавая всю любовь и силы. Он вырос добрым, но слегка ветреным. В 26 лет он познакомился с Алиной, и я сначала порадовалась. Она казалась милой: улыбалась, носила длинные русые волосы, вежливо здоровалась. Когда Дима сказал, что она переедет к нам, я не сопротивлялась. «Мам, это ненадолго, пока не найдём свою квартиру», — уверил он. Я согласилась, думая, что смогу с ними ужиться. Как же я заблуждалась.
Моя квартира — просторная, пропитанная воспоминаниями. Здесь Дмитрий сделал первые шаги, здесь мы с мужем строили планы. Но теперь она стала тесной тюрьмой. Алина и Дима обжили гостиную, а я ютится в бывшем кабинете, где еле умещается кровать. Я стараюсь не мешать, но их присутствие давит. Они живут своей жизнью, будто меня нет, а я, как призрак, бесшумно следую за ними взглядом.
Грязные тарелки и холодность
Каждое утро я сижу на кухне, пью чай и вижу гору немытой посуды, оставшейся после их завтрака. Алина жарит яичницу, Дима пьёт кофе, они смеются, а потом уходят — на работу, к друзьям, по делам. А я остаюсь с их тарелками, кружками, крошками. Я мою, потому что не терплю бардак, но с каждым разом обида разгорается сильнее. Почему им нет дела до меня? Почему не убирают за собой? Я не их домработница, но, похоже, они так не считают.
Алина никогда не предлагает помочь. Она проходит мимо, уткнувшись в телефон, даже не кивнув. Дмитрий, мой мальчик, который раньше обнимал меня по утрам, теперь не замечает. «Мам, ты как?» — бросает он на ходу, и я молча киваю, скрывая боль. Их безразличие — как удар в спину. Я чувствую себя незваной гостьей в своём же доме, где каждая вещь хранит мою историю.
Разговор, который не помог
Я пробовала поговорить с Димой. Однажды, когда Алины не было, я сказала: «Сын, мне трудно. Вы не помогаете, не убираете. Я чувствую себя лишней». Он удивился: «Мам, ты же сама всё делаешь. Алина устаёт, я тоже. Не усложняй». Его слова обожгли. Неужели он не понимает, что я тоже устаю? В 52 года я работаю в магазине таблеточницей, целый день на ногах, но для них я просто часть интерьера — тихая и удобная.
Я заметила, что Алина переставляет мои вещи. Мои чашки, мои фотографии, даже моя любимая ваза — всё теперь «не так». Она делает это молча, но я вижу в её глазах: она метит на моё место. А я? Я здесь лишняя. Подруга Ольга говорит: «Таня, выставь их! Это твоя квартира!» Но как выгнать родного сына? Как сказать, что его девушка делает мою жизнь невыносимой? Я боюсь потерять его, но ещё больше боюсь сломаться.
Последняя капля
Вчера Алина оставила не только посуду, но и мокрое полотенце на моём кресле. Я попросила убрать, но она лишь отмахнулась: «Татьяна Сергеевна, я опаздываю, потом разберусь». Она не разобралась. Дмитрий, как всегда, промолчал. В тот момент я поняла: хватит. Мой дом — не их съёмная квартира, а я — не их служанка. Я хочу вернуть свой покой, своё достоинство, свою жизнь.
Я решила поговорить с Димой серьёзно. Скажу, что они должны уважать мой дом или искать своё жильё. Это будет больно — я знаю, Алина настроит его против меня, знаю, он может обидеться. Но я больше не могу молчать, сидя над остывшим чаем, пока сердце разрывается. Я заслуживаю уважения, даже если ради этого придётся пожертвовать спокойствием.
Мой выбор
Эта история — моя попытка заявить о себе. Дмитрий и Алина, возможно, не хотят причинять мне боль, но их равнодушие убивает. Я отдала сыну всё, а теперь чувствую себя чужой в собственном доме. Не знаю, чем закончится наш разговор, но знаю одно: я больше не тень. В 52 года я хочу дышать, а не задыхаться в горе грязных тарелок. Пусть этот шаг станет началом моей свободы. Я — Татьяна Сергеевна, и я верну себе свой дом.
