Тимур не знал, сколько времени он провел на коленях перед той старой дверью, держа в руках письмо и с разбитой душой.

Тимур не мог определить, сколько времени провёл на коленях перед той старой дверью, держа в руках листок, а душа его была в разрыве. Тёплый весенний ветер приносил аромат влажной земли и полевых цветов, но в его сердце царило пустое безмолвие. Время ушло, вместе с ним ушла и его мать.
Сабина, несмотря на юный возраст, обладала странной нежностью и молчала. Она стояла рядом, позволяя тишине говорить за неё, а затем подала ему стакан воды.
Хочешь войти? спросила она.
Тимур поднял глаза. Дом выглядел меньше, чем в памяти, но оставался таким же скромным: изношенная древесина, самодельные занавески, пол скрипел под ногами. Каждый уголок напоминал о детстве.
На кухне маятниковые часы медленно отсчитывали часы. На столе лежала корзина с сухим хлебом и салфетка, вышитая цветами одна из тех, что мать шила с безграничным терпением. Рядом стояла пожелтевшая фотография: шестилетний Тимур, сидящий на коленях Рании, оба улыбаются.
Бабушка постоянно говорила о тебе, произнесла Сабина, закипятив чай. Она всегда говорила, что если ты вернёшься, не стоит чувствовать вину, ведь ты знаешь, где твой дом.
Тимур молчал, глядя сквозь раненые глаза, ища следы матери: в мебели, в запахе чая, в тканях, развешенных на булавках, в том, как свет пробивался сквозь окно.
Она хранила твои письма в коробке от печенья, добавила Сабина, показывая коробку. Внутри находились старые письма Тимура, помятые временем, но всё ещё читаемые, даже те, где он просто писал: «Я в порядке». Она сохранила их все.
А её могила? спросил он наконец, тихо.
На холме, рядом с яблоней, которую она сама посадила. Она поднималась туда каждый вечер, даже зимой.
Тем же вечером Тимур пошёл к холму, собрав по пути дикие цветы. Надгробие было простым, без украшений, лишь имя: Рания Асланян, мать Тимура и Саиды.
Он встал на колени, осторожно положил цветы, а затем, не произнеся ни слова, вынул из куртки небольшую кашемировую шаль, которую когдато принёс, и положил её на могилу. Оставался там до заката.
Вернувшись, он нашёл у Сабины блокнот.
Это её, сказала она. Она писала ночью, то стихи, то простые мысли.
На одной из страниц была записка, датированная за год до её смерти:
«Не знаю, вернёшься ли ты, сынок. Но если когданибудь вернёшься, знай, что я никогда не переставала тебя любить. Если этот дом стоит, он будет твоим. Если эта семья живёт, то тоже благодаря тебе. Ведь даже когда тебя не было, ты был частью нас.»
Тимур провёл ночь в своей старой детской комнате и, впервые за шестнадцать лет, заснул без страха перед прошлым.
Утром он встал рано, отправился в деревню, поговорил с мэром и соседями, устроил реставрацию дома, подарил книги местной школе и оплатил строительство небольшого парка в память о матери, рядом с яблоней.
Он не стал здесь жить, но возвращался каждый месяц. Каждую весну, в день, когда получил то письмо, он приносил новые цветы и садился у могилы, читая вслух отрывки из блокнота Рании.
Он понял, что материнская любовь не умирает она лишь ждёт.