Тишина в доме: как швейная машинка перевернула жизнь
Сегодня утром Игорь, как всегда, ушел на работу. А Катерина осталась в полутьме спальни, сидя на краю кровати, будто собираясь с духом для чего-то важного. Вместо привычного пути на кухню она направилась в кладовку. Отодвинув старую табуретку, она достала с верхней полки запылённую швейную машинку. Глубоко вздохнув, Катерина отнесла её в комнату… Когда Игорь вернулся вечером, его ждал сюрприз. Гора грязной посуды в раковине, нестиранные рубашки в корзине, а Катерина, даже не взглянув на него, сидела за машинкой, где под треск старого радиоприёмника рождалось что-то новое.
— Опять стрелки на брюках кривые, — проворчал Игорь утром, разглядывая себя в зеркале с привычным недовольством. — Кать, ты вообще смотрела, как гладила? Это же позор!
Катерина стояла за его спиной, скрестив руки. Она видела: его дорогие чёрные брюки выглажены идеально — ни морщинки, ни изъяна. Но спорить не стала. Это утреннее представление перед зеркалом давно превратилось в ритуал, и она научилась молчать.
— Всё в порядке, Игорь, — тихо сказала она, сдерживая раздражение.
— Я не придираюсь, я указываю на ошибки! — отрезал он. — Неужели так сложно сделать нормально? Я что, требую невозможного?
Ещё раз критически осмотрев себя, он схватил портфель и бросил:
— Ладно, сойдёт. Сегодня важные переговоры, вернусь поздно. — Чмокнув её в щёку, он вышел, хлопнув дверью.
Катерина выключила свет в прихожей и медленно опустилась на банкетку у шкафа. Эти полчаса тишины были её ежедневным спасением — временем, когда она позволяла себе думать о том, как всё дошло до этого. Где она свернула не туда?
Они познакомились в университете. Она училась на филолога, мечтая преподавать, он — на экономиста. Их любовь казалась той самой, из романтических книг: искренней, бедной, но полной надежд. Именно это дало им смелость расписаться, несмотря на пустые карманы и скромные стипендии. Родители помочь не могли — сами едва сводили концы с концами.
Свадьбы не было — только роспись в загсе. Подаренные деньги ушли на кровать и мелочи для их комнаты в общаге. Единственным «приданым» Катерины стала старая швейная машинка бабушки. Отказываться было неловко, хотя шить ей тогда было некогда. Машинка пылилась на антресоли, прикрытая старой скатертью.
На последнем курсе Игорю повезло устроиться в солидную фирму. Он быстро вырос из рядового экономиста в руководителя, а Катерина начала работать в школе. Её уроки литературы были живыми, увлекательными — она любила детей и мечтала о своих, надеясь скоро стать мамой.
— Куда нам спешить? — охлаждал её пыл Игорь. — В этой однушке втроём не развернёшься.
К тому времени они переехали в однокомнатную квартиру, а Игорь сменил автобус на подержанную иномарку.
— И зачем тебе эта школа? — ворчал он. — Дома бардак, ты целый день там, а вечером с тетрадями возишься. Я же говорил: сиди дома, занимайся хозяйством. Вот наведёшь порядок — тогда и о детях подумаем.
Катерина успевала всё: убирала, готовила, стирала. Но Игорю вечно что-то не нравилось. Она уходила на работу раньше, и завтрак остывал. На сложные блюда времени не хватало, а разогретый суп или вчерашние котлеты вызывали у него гримасу. По утрам он требовал свежую, ещё тёплую рубашку, но Катерина гладила их раз в неделю.
— Когда ты уже уволишься и начнёшь нормально заботиться о муже? — бросал он. — От твоей зарплаты толку ноль, мы и без неё проживём.
Через три года Катерина сдалась. Она ушла из школы, решив посвятить себя дому. Точнее — Игорю, ведь детей у них так и не появилось. К тому времени он получил повышение, часто работал допоздна.
— Какой ребёнок, Катя? — раздражался он. — Будет орать, мешать спать, работать. Хочешь, чтобы меня уволили? Ты же не работаешь, всё на мне!
Дом стал для Катерины полем битвы. Она убирала каждый день, готовила сложные блюда, которые Игорь требовал подавать свежими. Доставку он презирал. Она часами искала рецепты, оттачивала мастерство, но он всё равно находил, к чему придраться: то пересолено, то недоперчено, то мясо суховато.
Сначала она пыталась спорить, потом замолчала. Доказывать что-то стало бессмысленно.
— Сегодня котлеты лучше, чем в прошлый раз, — говорил он, — но соус не тот.
— В следующий раз сделаю другой, — отвечала Катерина. — Какой хочешь?
— Откуда я знаю? Ты же хозяйка, сама решай.
Раньше они обсуждали его работу, проекты, и Катерина давала советы. Теперь за столом царило молчание. Игорь утыкался в телефон, а потом уходил в кабинет. Они жили в большой квартире, но Катерина называла её пустой — такой же, как её сердце.
Бабушкина машинка переезжала с ними из квартиры в квартиру. Игорь не раз хотел её выбросить, но Катерина стояла на своём:
— Ты же не шьёшь, зачем она? — ворчал он.
— Это память. Подарок. Оставь.
— А этот хлам? — тыкал он в пакет с выкройками.
— Это не хлам. Оставь.
Странно, но здесь Катерина была непреклонна. Игорь пожимал плечами, но не спорил.
…В то утро, после его ухода, Катерина долго сидела в темноте, а потом решительно направилась в кладовку. Достав машинку и старые выкройки, она нашла отрез ситца, купленный давно для платья, но так и не использованный. Разложив ткань перед зеркалом, она заметила, как бирюзовый цвет подчёркивает её русые волосы. И начала шить.
В тот день Игорь впервые остался без ужина. Вернувшись, он застыл в дверях. Грязная посуда, нестиранные вещи, а Катерина, не обращая на него внимания, ушла в комнату, где гремела музыка и горел свет.
Он начал возмущаться, но она даже не обернулась. Она шила, полностью погрузившись в процесс. Сначала для себя, потом для подруг. Вскоре она купила новую машинку, записалась на курсы, жадно впитывая знания. Дом она вела, но Игорю её увлечение сталоОна выбрала свободу, и в этом выборе обрела себя.
