Ради меня…
Анастасия монотонно водила утюгом по хлопчатобумажной скатерти. Пот стекал по её вискам, оставляя солёные дорожки на шее. Вечерний зной немного спал, но жар от утюга всё ещё висел в воздухе. Осталось погладить всего пару рубашек, когда зазвенел телефон. Звонок оборвался, но через мгновение повторился снова, словно назойливая муха.
Настя отложила утюг, подошла к кухонному столу и подняла трубку. На экране мелькнуло имя подруги, и сердце ёкнуло.
— Лёля, это ты? Что случилось? — голос дрогнул от неожиданности.
— Конечно, я! Случилось. Собираюсь к тебе в гости — командировка выпала, от гостиницы отказалась. Пустишь на пару дней?
— Ты что, спрашиваешь? А когда приезжаешь? — Настя нахмурилась, вспомнив почти пустой холодильник. Последнюю неделю она ела кое-как, без аппетита.
— Завтра. Знаю, внезапно, но всё решилось в последний момент. Номер поезда и время сброшу в сообщении. Встретишь?
— Встречу, — без колебаний ответила Настя, но в голове мелькнула тревожная мысль: «Опять просить отгул… и так слишком часто ухожу на больничный».
Но подруга успокоила её: приедет вечером, целых два дня они будут вместе. Тяжёлый камень свалился с души.
— Только не заморачивайся с готовкой, знаю я твои замашки! Скоро наболтаемся вдоволь, — бодро сказала Лёля и положила трубку.
Настя доправила последнюю рубашку, аккуратно сложила бельё и убрала в шкаф. Радость смешивалась с тревогой. «Лёля начнёт расспрашивать, в душу лезть… а я только привыкла к тишине, смирилась. Теперь надо решить, чем её кормить». Взгляд скользнул к часам. «Успею в магазин до закрытия. Завтра времени не будет. Не верится… она едет…»
Холодильник встретил её холодным полумраком. Последние дни она едва притрагивалась к еде — химиотерапия отбила всякое желание есть. Переодевшись, Настя вышла на улицу, думая о подруге.
Они подружились сразу, ещё в шестом классе, когда в середине года к ним перевелась новенькая — Лёля, с весёлым смехом и задорными кудряшками. Потом вместе поступили в мединститут. На третьем курсе Лёля влюбилась в курсанта военного училища, выскочила замуж и уехала с ним в далёкий гарнизон, переведясь на заочное обучение.
Сначала переписывались, потом, с появлением мобильных, звонили, но годы развели их жизни по разным берегам. Остались только поздравления в Новый год и дни рождения. У Лёли — два сына, бесконечные хлопоты. У Насти — своя боль.
Она вышла замуж через год после института и почти сразу забеременела. Роды оказались тяжёлыми, и врачи сказали — больше детей не будет. Дочь выросла, на последнем курсе меда вышла замуж и уехала с мужем в его родной город.
В магазине Настя раздумывала, что купить. «Убраться не успею… Да кому это важно? Подруга же едет, не комиссия». Потом подумала — соврать про командировку мужа? Или сказать, что он у дочки? Но Лёля её знала слишком хорошо.
А что скрывать? Разве она первая, от кого муж ушёл к молоденькой?
Настя догадалась о его измене задолго до разрыва. Он вдруг стал носить джинсы и кроссовки, хотя раньше предпочитал строгие костюмы. Записался в спортзал, начал бегать по утрам — правда, ненадолго.
Пока жила дочь, они делали вид, что всё в порядке. Муж «задерживался на работе», приходил только ночевать.
И она сама тяготилась его присутствием.
Когда дочь уехала, Настя сама предложила ему уйти. Собрала его вещи аккуратно, сложила в чемодан. Не хотела, чтобы та девушка думала, будто она — неряха, плохая хозяйка. Пусть видит, что теряет.
А потом… потом врачи нашли рак.
Это отвлекло от душевной боли. Операция, химия. Каждый плановый осмотр был как приговор. Пока держалась стабильно, но страх не отпускал.
Иногда она отчаянно хотела позвонить мужу, сказать ему.
А потом? Пожалеет, вернётся… из жалости.
Нет.
Так и жила — одна.
Подруг не заводила. Гуляла в парке, здоровалась с одними и теми же стариками, мамашами с колясками.
— Тепло сегодня!
— Детей к бабушке отправили?
— Давно вас не видно…
И всё.
На следующий день Настя вернулась с работы и сразу занялась готовкой. Успела даже протереть пол перед поездкой на вокзал. Устала, но отдыхать некогда — пора встречать подругу.
Поезд долго подкатывал к платформе. Настя вглядывалась в окна, пытаясь разглядеть Лёлю.
Народ повалил из вагонов.
«А вдруг не узнаю? Сколько лет не виделись!»
Она остановилась у спуска в подземный переход. Там толпа замедлялась, можно было разглядеть лица.
И вдруг — Лёля.
Пополневшая, с растерянным взглядом, но та самая. Озиралась, ища подругу.
Настя подняла руку, помахала.
Лёля заметила, бросилась к ней через толпу.
Их толкали, задевали сумками, но они стояли, обнявшись, не замечая ничего вокруг.
— Пойдём, — сказала Настя.
Шли по подземному переходу, наперебой рассказывая, как боялись не узнать друг друга. В автобусе Насте стало дурно — жара, усталость.
Лёля бросала на неё изучающие взгляды.
Дома Настя рухнула на диван.
— Отдыхай, вижу, еле держишься.
Лёля вышла из душа свежая, будто и не ехала сутки в поезде.
Достала бутылку вина.
Выпили по бокалу. Потом ещё.
И Настя не выдержала — рассказала всё.
Про мужа.
Про болезнь.
Про страх перед каждым осмотром.
— Прости, что не звонила… Как ты выдержала?
Лёля обняла её, и они поплакали вместе.
Утром Настя ушла на работу, оставив Лёле ключи.
Та звонила днём:
— Бегаю по делам! Вернусь поздно!
Вечером снова разговаривали до хрипоты.
Лёля жаловалась: старший сын поступил в военное училище, рвётся на фронт.И когда Лёля уехала, оставив их вдвоих с Сергеем на опустевшем первое время, находиться в одной квартире было непривычно, но уже не так страшно, потому что теперь он каждое утро держал её за руку, пока она завтракала, и в этом простом жесте было больше любви, чем во всех прошлых годах вместе.
