**Три дня тишины**
Алевтина Дмитриевна в пятый раз за утро подошла к телефону, сняла трубку, услышала ровный гудок и положила её обратно. Аппарат был исправен — дело точно не в технике. Взглянула на настенные часы: без пятнадцати десять. Обычно Виктор звонил ровно в девять, как только добирался до работы, но молчал уже третий день.
— Заболел, что ли? — пробормотала она, протирая пыль с телефонного столика. — Или в срочную командировку отправили?
Но сын всегда предупреждал о поездках заранее. Это было их негласным правилом. Налила себе чаю, но он показался горьким, хотя сахара положила две ложки, как всегда. Села у окна, уставилась во двор. Соседка Раиса Фёдоровна развешивала бельё, напевая что-то бодрое. У неё-то дети каждый вечер названивают, внуки по субботам приезжают. А Витя…
Телефон зазвонил резко, пронзительно. Алевтина Дмитриевна бросилась к нему, едва не опрокинув чашку.
— Алло! Витя?
— Ошиблись номером, — ответил чужой женский голос.
— Ах, извините…
Она медленно повесила трубку. Сердце стучало где-то в районе ключицы. До чего же довела себя — дрожит из-за звонка! Вернулась к окну, но двор внезапно стал размытым, как в плохом сне. Мысли путались, одна тревожнее другой.
Виктор работал водителем в логистической фирме, колесил по области, иногда заезжал в другие регионы. Вдруг авария? По телевизору каждый день — сводки о ДТП. Алевтина Дмитриевна вскочила, зашагала по комнате. Руки дрожали, когда она снова набрала его номер.
— Абонент временно недоступен, — ответил робот.
— Боже, что случилось? — прошептала она.
Вспомнила их ссору недельной давности. Глупость, пустяк. Витя зашёл в гости, а она начала допытываться про личную жизнь: когда же женится, почему всё откладывает. Сын помрачнел, сказал, что рано, надо сначала дела наладить. А она не отступала: мол, в тридцать шесть пора бы уже остепениться.
— Мам, отвяжись, — пробурчал тогда Витя. — Проблем и без того хватает.
— Какие проблемы? Работа есть, квартира, машина… Чего ещё надо?
— Понимания надо, — бросил он и ушёл раньше обычного.
Алевтина Дмитриевна тогда дулась весь вечер. А теперь жалела о каждом сказанном слове. Может, сын обиделся и нарочно не звонит? Хотя нет, Витя не злопамятный, она это знала точно.
К обеду тревога стала невыносимой. Оделась и пошла к Раисе Фёдоровне. Та открыла дверь с удивлением.
— Лёля! Ты чего такая бледная?
— Рая, можно к тебе? Совсем извелась.
— Заходи, конечно. Чай будешь?
Они уселись на кухне. Алевтина Дмитриевна выложила всё, а Раиса Фёдоровна слушала, изредка кивая.
— А к нему домой не заглядывала? — спросила та наконец.
— Как? У меня ключей нет. Да и неудобно…
— Да брось! Ты же мать. Стучись, не стесняйся. Может, заболел, лежит с температурой, вот и молчит.
— А если его нет?
— Тогда к соседям. Спросишь. Люди поймут.
А что, если он не один? Вдруг там кто-то есть, о ком он не рассказывал? Попадёт в неловкое положение…
— Рая, может, подождать? Вдруг завтра позвонит?
— Лёля, третий день молчания — это не на него похоже. Лучше проверить, чем с ума сходить.
Вечером она так и не решилась. Легла, но сон не шёл. Ворочалась, прислушиваясь к каждому шороху. А вдруг зазвонит? Но телефон молчал.
Утром четвёртого дня терпение лопнуло. Доехала до его дома. Виктор жил в новостройке, в пятнадцатиэтажке. Алевтина Дмитриевна поднялась на шестой этаж, застыла перед дверью.
Нажала звонок. Тишина. Ещё раз. Шаги.
— Кто там? — голос сына, хриплый, сонный.
— Витя, это я.
Молчание. Щелчок замков. Дверь приоткрылась. Он стоял в мятом свитере, небритый, с тёмными кругами под глазами.
— Мам? Ты чего?
— Витенька! — Она шагнула вперёд, но он отстранился.
— Заходи… — пробормотал он и двинулся вглубь квартиры.
Беспорядок. Грязная посуда, пустые банки, пепельница с окурками. Виктор не курил — значит, были гости. На диване скомканное одеяло.
— Сынок, что случилось? Три дня не звонишь…
Он плюхнулся в кресло, провёл ладонью по лицу.
— Мам, не сейчас.
— Как не сейчас? Ты болен? Температура? — Она потянулась ко лбу, но он отмахнулся.
— Не болен. Просто… — замолчал, уставился в стену.
— Что «просто»? Витя, ты меня пугаешь!
Он долго молчал, потом выдохнул:
— Уволили.
— Как уволили?!
— Разбил фуру. По моей вине. Теперь ещё и ущерб возмещать.
Она села на диван. Теперь всё стало ясно: молчание, бардак, этот потерянный взгляд.
— Витенька, почему сразу не сказал? Думаешь, я бы ругала?
— А что говорить? Всё просрал. Работу, репутацию… Кредит за квартиру платить нечем. — Голос дрогнул.
Она подошла, села рядом, взяла его за руку. На этот раз он не отдернул ладонь.
— Витя, да разве это конец света? Работу найдёшь. Главное — жив, здоров.
— Мам, ты не понимаешь. Мне тридцать шесть, а я — ноль. Ни семьи, ни денег, ни карьеры. Один долг.
— Зато есть мать, которая тебя любит. И руки у тебя золотые.
— Золотые… — он горько усмехнулся. — Не разбил бы тогда фуру.
— Расскажи, как было.
Он вздохнул:
— Вёз груз, торопился. Начальник гнал — «срочно, любой ценой». Дорога мокрая, занесло на повороте. Врезался в отбойник. Груз испортился, машина — хлам.
— Ты не пострадал?
— Синяки. А вот остальное… — махнул рукой.
Она встала, пошла на кухню. ШумОна вернулась с чашкой горячего чая, поставила перед ним и тихо сказала: «Выпей, сынок, а потом вместе придумаем, как всё исправить».
