Втроём в одной комнате
Людмила Сергеевна сжимала в руках справку о расселении, будто это был смертный приговор. Общага педагогического колледжа — теперь её дом, взамен уютной квартиры, которую она потеряла после развода. Не просто комната, а каморка на троих — вместе с двумя другими преподавательницами.
— И где я хоть вещи свои складывать буду? — вздохнула она, обращаясь к завхозу Дмитричу, седому старику с добрыми глазами и вечно небритым подбородком.
— Людмила Сергеевна, голубушка, а куда деваться? — развёл руками Дмитрич. — Общага переполнена, ремонт в преподавательском корпусе затянулся — крыша течёт, проводка искрит. Строители обещали к ноябрю. Пока придётся потесниться с Алевтиной Константиновной и Тамарой Васильевной.
Людмила Сергеевна подавила ком в горле. В пятьдесят пять лет она не думала, что снова будет спать в общей комнате. Квартиру после развода забрал муж — прописка была его. А у неё осталась лишь работа — преподавание литературы в провинциальном колледже. Зарплаты хватало только на съёмную комнатку, и когда директор предложил место в общаге, пришлось согласиться.
— Вот ключ, третий этаж, комната триста пять, — протянул Дмитрич. — Соседки уже в курсе.
С подавленным вздохом Людмила Сергеевна взяла ключ и побрела к лифту. В руках — старый чемодан с самым необходимым, остальное временно хранилось у бывшей соседки.
Комната оказалась… не такой ужасной, как она боялась. Старая, но крепкая мебель — три кровати, тумбочки, шкаф, стол у окна. Две кровати были уже заняты — одна застелена строгим клетчатым покрывалом, другая утопала в пёстрых подушках.
— Вы, наверное, Людмила Сергеевна? — раздался за спиной голос.
В дверях стояла женщина с тёмной строгой косой и очками в тонкой оправе. Осанка, взгляд — всё выдавало в ней учительницу старой закалки.
— Да, а вы?..
— Тамара Васильевна. Математика. Тридцать пять лет в колледже. — Рукопожатие сухое, короткое. — Ваша кровать у окна. В шкафу вам — левая полка. Душ по графику, не опаздывайте — воду дают на два часа утром и вечером.
Людмила Сергеевна кивнула, ощущая себя первокурсницей.
— А где Алевтина Константиновна?
— Дежурит в столовой, — Тамара Васильевна скривила губы. — Химичка. Любит слушать радио на полную громкость и сушить зверобой. Запах потом неделю не выветривается.
«Ну вот и началось», — подумала Людмила, раскладывая вещи. Жить с двумя чужими женщинами, каждая со своими привычками, будет испытанием.
С Алевтиной Константиновной она познакомилась вечером. Женщина с рыжими кудрями ворвалась в комнату, размахивая пакетом с конфетами.
— Девочки, глядите, что привезла! Угощайтесь! — Увидев Людмилу Сергеевну, всплеснула руками: — Ой, вы уже тут! Алевтина Константиновна, очень рада!
Она энергично потрясла руку новой соседки.
— Конфетку?
— Спасибо, — Людмила Сергеевна взяла карамельку, хотя не хотелось сладкого.
— Алевтина, убери свои травы с подоконника, — тут же вступила Тамара Васильевна. — Нас теперь трое.
— Тамарочка, не придирайся, — отмахнулась Алевтина. — Мы все уживёмся! Людмила Сергеевна, вы ведь литературу ведёте? Говорят, стихи со студентами пишете?
Людмила смутилась:
— Иногда, для наглядности…
— Прекрасно! — засмеялась Алевтина. — А у меня вот —
Она показала ладони в мелких шрамах от реактивов.
— Химия не прощает ошибок, — ухмыльнулась она. — Зато мои студенты лабораторию как храм берегут!
Тамара Васильевна фыркнула, демонстративно открывая журнал с оценками.
— Чайку, девочки? — предложила Алевтина, доставая электрический чайник.
— Нет, — отрезала Тамара. — Тетради проверять.
Людмила неожиданно согласилась:
— Я попью с вами.
За чаем Алевтина рассказывала о даче, о внуках, о том, как когда-то учила директора колледжа, а теперь он ей начальство. Говорила много, но без ехидства, и Людмила почувствовала, как первые страхи понемногу отпускают.
— А вы давно здесь живёте?
— Четвёртый год, — вздохнула Алевтина. — Дочь с зятем ютится в однушке, мне некуда. Да и не хочу им мешать. А Тамарочка тут уже десять лет. Муж умер, квартиру сыну отдала — он в Питере осел, женился.
Тамара Васильевна не поднимала головы от тетрадей, но спина её напряглась — слышала каждое слово.
Первую ночь Людмила почти не спала. Кровать скрипела, Алевтина во сне что-то бормотала, а Тамара похрапывала.
Утро началось с громкой музыки из Алевтиного радиоприёмника.
— Доброе утро, красавицы! — пропела она, наливая чай.
— Ты бы потише, — буркнула Тамара Васильевна.
— Ой, простите! — Алевтина убавила звук. — Привычка. Людмила Сергеевна, у вас первая пара?
— Вторая.
— Тогда успеете позавтракать нормально! В столовой сегодня сырники дают!
Шли дни. Людмила привыкала к новому распорядку: утренние очереди в душ, вечерние переговоры, кто где будет спать, сидеть, хранить вещи. Тамара Васильевна требовала идеального порядка — полотенца строго по размеру, обувь ровно в линию. Алевтина же жила в творческом хаосе — её вещи вечно оказывались не на месте, а на подоконнике стояли банки с какими-то зельями.
Однажды вечером в комнату ворвалась взволнованная Алевтина:
— Девочки, беда! В лаборатории взорвались колбы! Кабинет закрывают на дезинфекцию, директор в ярости!
Тамара Васильевна подняла очки на лоб:
— Я же говорила — не храните реактивы в старых шкафах!
— Да шкафы сами разваливаются! — всплеснула руками Алевтина. — Теперь премии лишимся!
— Не лишатся, — неожиданно сказала Людмила Сергеевна. — Я позвоню знакомому из гороно. Думаю, помогут.
Алевтина посмотрела на неё с надеждой:
— Правда? Вы бы оченьИ когда через неделю в кабинет химии привезли новое оборудование, а Алевтина Константиновна испекла в знак благодарности огромный медовик, Людмила Сергеевна вдруг поняла — эти две чужие женщины стали ей ближе, чем кто-либо за долгие годы одиночества.