Три письма без обратного адреса
Тишина висела в воздухе — ни ветерка, ни шороха листьев, ни птичьих трелей. Казалось, сама природа затаилась в благоговейном молчании. Люди вокруг раскрытого гроба и зияющей могилы стояли так же безмолвно. Маринка придерживала отца под руку. Он стоял сгорбленный, растерянный, не отрывая взгляда от мамы.
Чуть поодаль толпились друзья родителей — Лера и её муж Витек. Маринка знала их с детства и звала просто по именам. Лера время от времени подносила к глазам платок, а Витек смотрел куда-то поверх гроба, будто видел там что-то важное. Напротив стояли трое коллег мамы — красноглазые, с опухшими от слёз лицами. Ещё какие-то люди — незнакомые, но раз пришли, значит, маму знали.
Уже никто не подходил прощаться, не шептал соболезнований. Все давно сказали своё в морге, там же и отпели. Теперь просто ждали, когда закончится церемония.
Маринка поймала взгляд могильщиков. Главный из них, бородатый, чуть приподнял бровь: «Закрывать?» Она еле заметно кивнула. Двое рабочих живо сняли крышку, прислонённую к берёзе, и подошли к гробу.
— Все простились? Закрываем, — буркнул старший.
Но тут раздался тихий, но властный голос:
— Подождите!
Все разом обернулись. Высокий мужчина в длинном чёрном пальто и шляпе с широкими полями подошёл к гробу. Рабочие замерли, держа крышку. Незнакомец положил две белые розы, а затем накрыл ладонью мамины руки, сложенные на груди, будто хотел согреть. Так он простоял несколько минут, а все вокруг смотрели на него, гадая, кто это. Один из могильщиков покашлял — мол, поторапливайся. Мужчина отстранился. Гроб закрыли, закрутили винты и опустили в яму. Маринка первой бросила горсть земли.
Пока могилу закапывали, она искала глазами человека в шляпе, но тот исчез. Когда на свежем холмике установили крест с табличкой и венками, люди потянулись к выходу. Маринка с отцом ещё постояли у могилы вдвоём.
— Пап, пойдём, — сказала она, и он покорно позволил увести себя.
По дороге она ломала голову: кто этот мужчина? Появился ниоткуда, исчез в никуда. Лица его не разглядела — шляпа скрывала, заметила только гладко выбритый подбородок и, кажется, очки.
Поминки устроили в кафе неподалёку от дома. Маринка не могла проглотить ни куска. Ей хотелось лишь одного — чтобы это поскорее закончилось. Наконец гости стали расходиться. Они с отцом ушли последними. Маринка, как и прежде, держала его под руку, а в другой руке сжимала мамин портрет в рамке — такой же, как на могиле.
— Ты как? — спросила она.
Отец лишь кивнул.
— Пап, а кто тот мужчина у гроба?
— Откуда мне знать.
В голосе его прозвучало раздражение. Домой шли молча. В квартире пахло лекарствами и болезнью, хотя Маринка раскрыла все окна настежь.
Отец сразу лёг на диван, прикрыл глаза. Она укрыла его пледом, присела рядом.
Взгляд её скользнул к двери маминой комнаты. «Отмучилась», — мысленно повторила Маринка слова, которые сегодня слышала от всех. Отмучилась мама — от болезни. Отмучилась она сама — от вечного страха и ожидания. Отец — от беспомощности.
Слёзы подступили к горлу. Маринка вышла на кухню, уткнулась лицом в ладони и заплакала.
Боль постепенно притупилась. Маринка убрала из маминой комнаты все следы болезни. Ходила на пары, но чувствовала себя пустой.
Отец молчал. Шаркал тапками, как старик. Это раздражало. Он всем видом показывал, как ему тяжело. А ей разве легко? Она потеряла маму. Теперь на её плечах — весь дом, да ещё и он.
— Пап, что с мамиными вещами делать? Мне они не подходят, — как-то спросила она, чтобы разговорить его.
— Не знаю. Отдай кому-нибудь.
Легко сказать. Кому? В выходные она решила разобрать мамины шкафы. Что поновее — отложила. Старьё собрала в мешки и выкинула.
В коробке из-под обуви нашла новенькие белые туфли-лодочки. Выбросить рука не поднялась. Примерила — велики. Стала убирать обратно и на дне обнаружила три пожелтевших конверта. Два — двадцатилетней давности, третий — на два года позже. Все — без обратного адреса.
Зачем мама хранила их в коробке из-под туфель? Почему не выбросила? Читать чужие письма нехорошо, но мамы уже нет. Может, нет и автора. Маринка косилась на конверты, пока разбирала вещи.
Нет, не успокоится, пока не прочитает. Если бы там была тайна, мама вряд ли сохранила бы их. Может, специально оставила, чтобы нашла.
Первый конверт:
…Ты моё счастье. Не успел уехать, а уже скучаю. Благодарю, что ты была в моей жизни…
Второй:
…Боялся этого, но всё-таки случилось. Ты молода, у тебя всё впереди. Если решишь оставить ребёнка, буду присылать деньги. Не возвращай. Это малое, что могу сделать…
Третий:
…Я виноват. Уезжаю. Не знаю, вернусь ли. Живи. Не вспоминай меня. Сожги письма…
Подписи не было. Только в конце третьего — нарисованная чайка.
Значит, папа — не родной. Есть другой. Тот, что бросил маму.
«Ну и что? — подумала Маринка. — Папа — самый родной. Он нянчил меня, ругал за сигареты, волновался, когда болела. А тот — чужой».
Письма она спрятала в шкаф. Отец туда не полезет.
Родители почти не ссорились. Маринка и не подозревала, что он — не родной. Любил маму. Любит её. А тот… даже не поинтересовался, как они живут.
Мужчину в шляпе на похоронах она вспомнила. Может, это он? Любил, да? Но прятался, лицо скрывал.
На четвёртом курсе журфака Маринка попала на юбилейный вечер известного издания. Билет достался её парню Коле, который уже печатался в газетах.
— Пойдёшь? — спросил он.
— Конечно!
В зале фешенебельного ресторана толпилисьНа стене висел огромный плакат с логотипом — раскрытый журнал, а над ним летящая чайка, точь-в-точь как та самая галочка в письме.
