— Твоя дочь опять заходится?! — бросила мне свекровь, смотря на меня так, будто я принесла в дом найдёныша, а не её кровную внучку.
— У неё температура, она плохо себя чувствует, — попыталась я объяснить, голос дрожал от усталости и натянутых нервов.
— Да мне наплевать! Пусть замолчит! У меня голова раскалывается! — выкрикнула она, даже не удостоив взглядом детскую, где моя малышка, покрасневшая от жара, хрипло всхлипывала в смятой постели.
Я металась по комнатам, словно загнанный зверь. Ребёнок стонал, тело ломило, я шарила по аптечке в поисках жаропонижающего, машинально проверяла воду, зашторивала окна, чтобы яркий свет не резал больные глазки… Потом включила проектор звёздного неба — только он хоть как-то отвлекал её. Она затихала на секунду, глядя на мерцающие точки над головой, а я за эти мгновения мчалась на кухню — варила манку, грела чай, проверяла подгузник. Всё в одиночку, всё сразу.
А свекровь… восседала в кресле, как царица, в платье с узором под змеиную кожу, бросала презрительные взгляды. Ныла, что у неё «голова разрывается», требовала тишины и шипела, что я не могу «заткнуть своего ребёнка».
— Слушай сюда, — прошипела она, когда я в очередной раз проходила мимо, — скоро вас с этим воем выгонят отсюда. У моего сына были женщины куда лучше тебя. Он не для этого женился — чтобы слушать рёв целыми днями! Ему скоро надоест эта «семья», вот увидишь!
И знаешь что… Чтоб тебя. Чтоб тебя отняло. Но я промолчала, только стиснула зубы и кинулась обратно, потому что моя девочка снова плакала — от боли, от жара, оттого, что никто, кроме меня, не мог её прижать. Я накрыла её одеялом, поцеловала в раскалённый лобик, обняла крепче.
А после — снова на кухню. И снова сквозь её яд:
— У нормальных матерей дети не орут!
— Да твоя просто истерит!
— Такие, как ты, — позор семьи!
— Моему сыну нужна настоящая жена, а не это…
А где мой муж? Вечно на работе. Не видит, как его мать травит меня изо дня в день. Говорит: «Не принимай близко, она просто старая». А то, что я валюсь с ног, что руки дрожат, что ребёнок болеет, а я одна в этом кошмаре — ему будто всё равно.
Я не знаю, что будет завтра. Не знаю, сколько ещё выдержу этот дом, где нас с дочкой терпеть не могут. Но одно я поняла точно — больше не позволю никому унижать мою девочку. Я готова уйти. Готова бороться. Я уже не просто жена и сноха. Я — мать. А это значит, что я сильнее, чем они думают.
