«Бесстыжая! Детей у тебя нет, а я — мать!» — как моя свояченица устроила сцену на моём юбилее, лишь бы не отдавать деньги
Мой тридцать пятый день рождения я планировала отметить скромно, без лишнего шума. Но жизнь, как всегда, умеет превратить даже обычную дату в настоящий спектакль. За месяц до праздника раздался звонок от Алёны — сестры моего мужа, с которой у нас с самого начала были сложные отношения.
— Где собираешься праздновать? — спросила она так, будто уже собирала вещи в дорогу.
— Пока не решила, — смущённо ответила я. Было ещё рано обсуждать детали, особенно зная Алёнины привычки.
— О, значит, деньги у тебя есть. Одолжи нам с Димой пять тысяч рублей. Очень срочно, вернём через пару недель, — взмолилась она тем жалобным тоном, от которого у меня всегда мороз по коже.
Я не люблю ни занимать, ни одалживать. Особенно таким, как Алёна. С самого знакомства она то и дело пыталась выпросить у меня деньги то на детей, то на ремонт, то на сломанную технику. Я всегда отказывала — вежливо, но твёрдо. До этого раза.
— У детей высокая температура, нужны лекарства, — сказала она, добивая меня неопровержимым аргументом.
Я сдалась. Перевела деньги. Прошло две недели — тишина. Прошёл месяц — ни слова. Тогда я решила напомнить ей о долге прямо на празднике.
Мы отмечали в маленьком кафе. Гости смеялись, звучали тосты. Но я не могла расслабиться. Алёна с мужем пришли вовремя, болтали, ели, веселились, будто ничего не случилось.
— Я дала твоей сестре пять тысяч на лекарства для детей, она обещала вернуть через две недели, — прошептала я мужу, когда он заметил моё беспокойство.
— Не вернёт, — отрезал он, не моргнув глазом. — Она мне уже три года должна три тысячи. Знаю её — этих денег ты не увидишь.
Но я всё же решилась напомнить.
— Алёна, спасибо, что пришли. Я хотела поговорить… — начала я осторожно, будто ступая по тонкомому льду.
— Всё просто чудесно! — перебила она, целуя меня в щёку. — Еда потрясающая, особенно салат с крабовыми палочками — дашь рецепт?
— Я не об этом. Месяц назад ты брала у меня взаймы…
Алёна рассмеялась, запрокинув голову:
— Пять тысяч? Когда это я у тебя столько брала? Ты всегда отказывала, не помню такого. Выдумала, что ли?
Я остолбенела.
— Я перевела деньги на твою карту, на лекарства. Могу показать подтверждение, если не веришь, — сказала я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
Алёна на секунду побледнела, но быстро взяла себя в руки.
— Ах, да… Было дело. Просто я не запоминаю бесполезные подробности, — процедила она и скрестила руки.
— Ты обещала вернуть через две недели. Прошёл месяц, я хочу получить свои деньги…
И тут началось.
— Совесть у тебя есть?! — закричала она так, что все вокруг обернулись. — У меня дети болели, а ты со мной расплату устраиваешь! Тебе не понять, детей-то у тебя нет!
Меня будто обухом по голове ударили. Алёна разошлась не на шутку.
— А подарок? Мы тебе подарок купили! Просто забыли дома. Кстати, как раз на пять тысяч! Так что мы квиты. Не ожидала от тебя такой скупости!
— Какой подарок? Вы ничего мне не дали, — тихо прошептала я, ошеломлённая.
— Забыли! Но он есть! — рявкнула Алёна. — Всё, мы уходим! Дима, пошли! Здесь нас не ценят!
Её муж доел котлету, вытер рот салфеткой и молча последовал за ней.
Как только они вышли, ко мне подошла свекровь — Татьяна Ивановна. Спокойно взяла меня под руку и отвела в сторону.
— Сама виновата, что дала. Я своей дочери не одалживаю. Если и даю — знаю, что не вернёт. Твои пять тысяч ушли на новую цепочку, которую ты видела у неё на шее.
У меня перехватило дыхание.
— И никакого подарка тебе никто не покупал. Выдумка. Скажи спасибо, что не пришлось здоровьем платить. Считай, урок, — и она подмигнула, словно давала мне мудрый совет.
Алёна перестала с нами общаться. Прошло полгода. Ни звонков, ни сообщений. А потом вдруг — возмущение, что я её не поздравила.
— Я думала, вы хотя бы перевод сделаете, — заявила она с упрёком, когда я случайно ответила на звонок.
— А разве тебе ничего не пришло? — удивился мой муж. — Проверь прошлый октябрь. Пять тысяч.
— Очень смешно! — прошипела она и бросила трубку.
С тех пор мы не разговаривали. Встретились только через пять лет — на похоронах Татьяны Ивановны. Через полгода продали её квартиру, поделили деньги. И никто из нас больше не сделал первого шага. И, если честно, стало только легче.
