«Ты должна помогать — ты же жена, а не посторонняя!» — эти слова прозвучали за неделю до нашей годовщины…
Утро в июне началось тихо. На просторной кухне Марьяна неспешно варила кофе, вдыхая густой аромат, наполнявший их петербургскую квартиру. Она любила эти минуты покоя — перед тем, как мир вновь потребует от неё больше, чем она готова отдать.
Сергей, её муж, появился в дверях, как всегда подтянутый, с налётом усталости от дел. Бросил короткое «С добрым утром», потянулся за чашкой, сделал глоток и тут же выпалил:
— Мать просила узнать, сможешь ли ты отвезти её завтра в поликлинику. У неё с утра приём у врача.
Марьяна замерла. Завтра должна была состояться презентация, над которой она корпела две недели. Пропустить — значит лишиться шанса на повышение.
— Сергей, ты же знаешь, я не могу…
— Ну это же мать, — перебил он, с явным укором. — Ты же жена, а не чужая. Родным надо помогать.
Сначала — просьба свекрови. Потом — звонок от Ольги, сестры Сергея. Ей, видите ли, срочно нужен «отдых» от детей. Как раз в тот день, когда Марьяна собиралась навестить своих родителей, которых не видела уже месяц.
— Ну пожалуйста, — капризно тянула Ольга. — Ты же добрая. Своих родителей и позже навестишь.
Марьяна снова уступила. И снова не услышала «спасибо».
Через неделю раздался звонок от Виктора Петровича, свёкра:
— Марьянушка, машина моя сломалась. Не одолжишь свою на пару недель?
— Но как же я буду работать? У меня встречи по всему городу…
— На метро доедешь. Молодая ещё. Мы же семья.
И снова — «ты должна». И снова — «мы же свои».
Позже, когда её повысили и она с надеждой рассказала об этом Сергею, мечтая о путешествии, он лишь пожал плечами:
— Родители ремонт затеяли. У Наташи свадьба скоро. Раз у тебя теперь зарплата побольше, ты же поможешь?
Марьяна не верила своим ушам.
— То есть мы снова всё отменяем ради твоих? Это ведь были наши мечты…
— Ну а кто, если не мы? Ты же не чужая.
Эти слова всё громче звучали в её голове. В этом «не чужая» не было любви — лишь обязанность.
И вот однажды, за неделю до годовщины, Сергей перешёл черту:
— Ты обязана помогать моей семье. Ты же жена!
Марьяна молча смотрела на него. Перед ней стоял мужчина, для которого она была не спутницей, не любимой, а лишь функцией, призванной удовлетворять чужие нужды.
Ночь она не спала. Утром собрала чемодан. И ушла.
Вернулась в маленькую комнатку, купленную когда-то на свои деньги. Она стала её тихой гаванью.
Прошло три месяца. Сергей позвонил, попросил встретиться. Говорил, что всё осознал, обещал исправиться.
— Слишком поздно, — ответила она.
Он так и не понял. Их брак разрушило не то, что она отказывала помогать. А то, что он перестал видеть в ней человека. Всё, что было прежде — забота, тепло, семья — растворилось в бесконечных требованиях, где она была лишь «должна».
Даже годовщину он забыл.
Марьяна в тот день купила себе букет ромашек, прошлась по старой Невской набережной, а вечером, сидя на скамейке у канала, впервые за долгое время почувствовала, как воздух в лёгких стал чище. Не потому, что стало проще. А потому, что теперь она жила для себя.
На следующее утро она купила билет. В один конец — в Париж. Одна. Потому что больше не нужно быть удобной. Достаточно быть счастливой.
