— Мам, а ты тоже мечтала стать художницей?
Лена сидела за кухонным столом, сжимая кисточку в тонких пальцах. На листе бумаги дрожала неуверенная ветка сирени — лиловые пятна, будто боясь расплыться, цеплялись за белизну.
— Мечтала, — улыбнулась Анна, помешивая суп. — Но в девять лет решила, что буду врачом. Казалось, важнее.
— А передумала?
Анна отвернулась, наливая чай. Эти разговоры всегда будоражили что-то глубоко внутри — несбывшееся, забытое, решения, принятые не сердцем, а холодным расчётом.
— Так жизнь сложилась.
Когда она удочерила Лену, ей было тридцать пять. За плечами — бесплодие, развод, пустота и навязчивые советы: «смирись», «попробуй ещё», «возьми ребёнка из детдома». Она не хотела. Не от жадности, а от страха: справится ли? Но однажды в приюте увидела девочку с косичками, рисующую в уголке цветы. Лена подняла глаза — и в них было столько взрослой тоски, что у Анны перехватило дыхание. Через год девочка назвала её мамой.
Сейчас Лене одиннадцать. Училась в обычной школе, где Анна преподавала литературу. Коллеги уважали её — «та, что взяла девочку из приюта». Но Анне не нужны были геройские титулы. Лишь бы Лена никогда не чувствовала себя чужой.
— Анна Сергеевна, для поступления в гимназию потребуется копия свидетельства о рождении. — Женщина в приёмной смотрела строго, но без злости.
— Конечно, — кивнула Анна, сжимая папку.
Она всё продумала. Новые документы, новая фамилия — без упоминания усыновления. Не потому что стыдно, а чтобы Лену не тыкали носом в прошлое.
Вечером они пекли пирог с вишней. Лена чистила ягоды, аккуратно, словно опасаясь нарушить какой-то священный ритуал.
— Мам, а там будет художественный кружок?
— И бассейн, и театр.
— А вдруг меня не возьмут?
Девочка не подняла глаз, но пальцы замерли над миской.
— Возьмут, Леночка. Я сделаю всё.
Звонок раздался утром. Анна вышла на крыльцо — в квартире было слишком тихо. Женский голос в трубке звучал глухо, будто сквозь годы.
— Это вы Анна?.. Я… Ленина мать.
Мир сузился до точки. Анна вцепилась в перила, замечая всё: трещину на ступеньке, морозный пар от дыхания, дрожь в пальцах.
— Что вам нужно?
— Просто… узнать, как она. Можно… хотя бы увидеть?
— Она вас не помнит, — резко ответила Анна. — У неё новая жизнь. Не ломайте её.
— Понимаю. Простите.
Гудки.
Вернувшись, Анна заметила Лену у лестницы. Девочка молчала, но глаза были настороженными, как у зверька, учуявшего опасность.
— Кто звонил?
— Ошибся человек, — соврала Анна, чувствуя горечь на языке.
Через три дня в школе случилась драка. Лена ударила одноклассника — для неё немыслимо. Анна сидела напротив учительницы, сжимая сумку.
— Он её оскорбил, — пояснила педагог.
— Чем?
— Лена сама расскажет. Но, Анна Сергеевна… дети иногда повторяют слова родителей.
В коридоре Лена сидела, уткнувшись взглядом в пол. Подняла голову и прошептала:
— Он сказал, что у меня нет семьи. Что ты… не мама.
— Кто ему это сказал?!
— Не знаю. Но он знал.
Ночью Анна не спала. Вспоминала, как Лена впервые назвала её мамой, как училась кататься на коньках, как плакала по ночам в первые месяцы. Ложь, как трещина в стекле, грозила расколоть всё.
На следующий день позвонила та женщина. Светлана. Просила встречи. Анна почти отказалась, но что-то — усталость или интуиция — заставило согласиться.
— Только без сцен. И Лене — ни слова.
Они встретились в парке. Светлана оказалась моложе, чем Анна ожидала — лет тридцать, с потухшим взглядом. Руки теребили края пальто.
— Я не имею прав… Но тогда была одна. Боялась. Сейчас работаю, живу чисто. Только… она мне снится. Хотя бы раз увидеть…
— А потом? Прийти и сказать: «Здравствуй, это я, твоя бросившая тебя мать»? — злость вырвалась сама.
— Нет. Просто… увидеть.
Анна молчала. Видела не врага, а такую же измученную женщину. Наконец сказала:
— Завтра. У школы. Не подходите.
Домой шли молча. Лена внезапно остановилась:
— Мам, у меня была другая мама?
Анна села на лавочку, сердце колотилось.
— Леночка… я не хотела лгать.
— Я не злюсь. Просто хочу знать.
Они говорили долго. Анна рассказывала — без обид, без упрёков. Лена молча теребила рукав.
— Она… хорошая?
— Не знаю. Но, кажется, старается.
— Можно я её увижу?
Анна сжала её ладонь.
— Только если сама захочешь.
Светлана стояла у школы, будто ждала кого-то. Лена шла, не отпуская Анну, но вдруг подошла к скамейке.
— Меня зовут Лена, — чётко сказала девочка. — Я люблю рисовать и пироги. А моя мама — вот. Вы можете смотреть. Но недолго.
И повернулась к Анне.
Светлана сидела, согнувшись. Анна опустилась рядом.
— Она мудрее нас, — тихо сказала.
— Да, — прошептала Светлана. — Только ради неё.
И ушла, не оглянувшись.
Дома Лена рисовала новую сирень. Кисть двигалась увереннее.
— Ты не сердишься?
— За что?
— Что я подошла.
— Горжусь тобой.
Лена кивнула, не отрываясь от рисунка:
— Давай пирог испечём?
Анна улыбнулась. В груди потеплело.
— Конечно, Леночка. Конечно.