Зарина шла по унылой, запылённой улице, опустив голову, будто бы её жизнь уже давно превратилась в бесцветный серый фон. Каждая её мысль о том, что гдето надо бы «выделиться», сталкивалась с пустотой: никаких заслуг, никаких наград. Внешность её была «среднестатистической», ничем не привлекала внимание.
Иван, её муж, часто повторял, что у Зарина всё обычное, ничем не выделяющееся. Красота её, кажется, давно исчезла из памяти; она её уже не замечала вовсе.
Когдато Зарина была одной из первых красавиц института: изящная, миловидная, чуть худощавая, но с широкими плечами, унаследованными от бабушки Марфы, родом из отдалённой деревни. Марфа была крепкой, слегка грубой, в её крови было то самое «деревенское» упорство, которое, однако, невозможно было отнять у науки.
В крови Зарина смешались два мира: отцовская «интеллигентность» инженерные замыслы, высшее образование, литературные вкусы и материнская «деревенская» сила. Оттого её нос был тонок, а плечи слегка покатые, а ноги, в отличие от резиновых сапог и варежек Анны Власовны, были «городскими», изящными и проворными.
Так родилась Зарина красивая, но чрезвычайно стеснительная и тихая. Баба Марфа часто открывала рот и, как стена, обрушивала кучу замечаний, от которых уши врезались в «полушарики», а Ольга, мать Зарина, вначале тоже была резка, пока не упряла язык. Жили они в просторной квартире с фикусом в холле, среди соседейучёных и светил науки; любой конфликт мог бы привести к немедленному выдворению.
Оля (Ольга) успокоилась, а Зарина ещё более замкнулась.
«Вырастите девочку, а не кучу пустых слов!» ворчала баба Марфа, вылезая из потёртых галош, которые давно утратили блеск, «Тебе, Заринка, всё равно всё будет пустой степью, только ветер подует, и ты клоняшься в сторону. А где же наша Михайловская? Зять, не знаешь?»
Фёдор, отец, пожимал плечами и прятался от пропахнувшей чесноком и «Беломорским» кухни тещи, ускользая в кабинет, где сидел, пока Ольга на кухне поливала мать чаем и слушала рассказы о её жизни.
Баба Марфа никогда не спешила: сначала, упрямо, излагала новости из села, сплетни о соседях, потом переходила к огородным темам урожай свой и чужой. Затем, цокнув языком, громко звала внучку, притаившуюся за стеклянной вставкой двери.
Зарина робко выглядывала, сомнительно глядя на мать, а та отворачивалась. Фёдор не приветствовал тещу, хотя её маринованные огурчики в водке звучали как крик спасения. Он хотел, чтобы Зарина сократила общение с бабушкой, а мать, в свою очередь, помогала Оле с новорождённым ребёнком, ухаживала за трёхлетней Ниной, когда та тяжело переболела пневмонией, полностью сломалась. Анна Власовна приехала, забрала ребёнка в шубе, везла её в машине председателя.
Фёдор позже ругался, что не должен был пускать её, но Оля успокоила его. За городом, при надлежащем питании, Нина быстро поправилась, оттаяв, как горячий бутуз, к приезженной в гости матери, прижалась к груди, вздохнула: «Так соскучилась». Фёдор лишь кивнул, глядя на тещу уклончиво.
Баба Марфа обладала какойто внутренней силой, уверенной, как кулак, пронизывающей сознание, освещая то, о чём Ольге нельзя было думать. Зять её боялся.
«Что же, зять меня не принимает? Я же на свадьбу хорошие деньги вам подарила! Если бы я могла красиво говорить, это бы не была моя беда!» громко сетовала баба Марфа, сидя у дочери в гостях, и протянула внучке большую шоколадку «Аленка».
Зарина кивнула в знак благодарности, но не стала её есть, оставив на столе.
«Детка, откуси! Разверни, дай кусок!», настойчиво предлагала баба, но Ольга остановила её.
«Фёдор не разрешает сладкое перед ужином. У них так принято» прошептала Оля, и эти слова как будто резали её уши, заставляя Олю краснеть от стыда. Соседям было нелепо, но в доме был муж, а значит «голова» была.
Оля так и не стала хозяйкой, лишь оглядывалась, молчала. Когда к мужу приходили гости, она накрывала стол, улыбалась, кивала, но никого не было о чём поговорить. Зарина взяла с неё пример, «не выпячивалась».
Через время Анна Власовна перестала терпеть жизнь у зятя: раздражение, сжатие, скопление. После нескольких скандалов она перестала приезжать и не звала к себе. Иногда, когда Фёдор отсутствовал, она звонила, слушала гудки, опускала голову, а потом вздыхала, услышав голос Зарина.
«Как ты, душечка? Не приезжаешь, не навещаешь» шептала баба Марфа, вытирая слёзы платочком. Плакала она от нервов.
«Всё нормально, бабуль. Я в институте учусь, сегодня выходной, мама в поликлинику, отец на работе», отмахивалась Зарина.
Для неё мир был прост: отец голова, умный, образованный; мать простая, вечно грызёт семечки, сплёвывая их в кулачок. Отец возмущался, требовал «окультурить» привычку, а мать не могла, или не хотела. Тогда глава семьи выгонял её на балкон: «Сиди там, если не можешь понять, что это противно!»
Мать сидела в халатике, слепо глядя в потолок, плюя в кулак шелуху, благодарная Феде за то, что он её полюбил, вытащил из деревни, принял её.
Ольга училась в педагогическом училище, Фёдор увидел её на танцах в Парке культуры, влюбился, с «последствиями» в виде Зарина. Пожалел, вышел замуж. Родители Фёдора удивились, но потом решили, что соединение интеллигентного города и деревенского мира благородный поступок. Фёдор тянул Ольгу к свету культуры, и она в этом была успешна.
Зарина, как и мать, окончила институт, выбрав педагогическую стезю, но ни дня не трудилась, как мать. Выходила замуж за Иваном. Муж был попроще, но тоже из «интеллигентов», хотя в её молодости популярны были уже не они, а стильги молодёжь в яркой одежде.
Иван же был ретроград, в пёстрые костюмы не стал, читал классику, тяжёлую философию. Фёдор знал его по проектам, одобрил брак.
Зарина переехала к супругу, который жил с родителями в трёхкомнатной квартире. У Ивана была старшая сестра, давно уехавшая за границу.
Родители Ивана, старики, отреклись от дел, свекровь передала все бразды управления дому невестке, взяв часть вещей, велела сыну увезти её и отца на дачу.
«Пока вы тут плодитесь, как Бог даст. Больше не хочу, две хозяйки наша кухня не выдержит», завершила она и ушла.
Квартира была заставлена тёмными деревянными панелями, горами постельного белья, полотенец, суконных обрывков, железок, четырёх сервизов, хрусталя разного качества, тусклыми лампочками, завешёнными окнами, чтобы соседи не видели, как живут, и где Иван прячет деньги. Всё это казалось Зарине унылым.
«Надо бы шторы поменять, мебель, лак на паркете», пробормотала она, но это стоило дорого и ей не нужно. Иван жил, как прежде, любил её, ластился, желал лишь плотских утех.
По выходным Иван, встав рано, жарил яичницу в потёртых трусах, не тратя деньги. Зарина, испуганно выскочив, смотрела на часы, ждала, придёт ли муж или останется дома. Чаще они сидели дома, в театр и кино Иван не ходил, экономия была их девизом.
Эта бережливость проявилась не сразу. Пока встречались, Зарина думала, что Иван крепкий хозяин, каждый рубль бережёт. Она привыкла, что мужчина решает всё, а жена соглашается. Иван был «интеллигентом», но из «низов»: родители без высшего образования, работали на простых должностях, а они надеялись прославить фамилию.
Иван, научный сотрудник почти сорок лет, с готовой диссертацией, но не успевал писать, планировал перестройку дачи. Он решал всё.
«Ну что тебе, Грозный!», воскликнула Анна Петровна, узнав новости о внучке. «Зачем он ей нужен? Нормальных мужиков полно!»
«Ты не понимаешь, мама! Зарина сделала хороший выбор. Квартира в центре Москвы, работа Ивана важна, как у Фёдора. Женщина должна хорошо устроиться, хоть и звучит низко. А скряга это из семьи», отвечал Иван.
Анна Петровна обиделась: деньги никогда не тратила, но и не имела их в избытке. Никогда не обделяла Ольгу ни едой, ни одеждой. Если нужен был пальто покупала хорошее, дорогое, а потом отдавала. Она брала у соседей, возвращала до последней копейки, а потом брала ещё работу, чтобы Ольга имела всё лучшее.
Когда дочь собиралась поступать в училище, Анна Петровна отвела её в ателье, где сшила самое модное платье, которое Ольга сама захотела. Там Зарина познакомилась с Фёдором. Так что Анна не могла втирать в лицо копейками, ведь у неё были свои силы.
После того разговора они перестали звонить друг другу.
Зарина и Иван жили. Страсть Ивана быстро прошла, ласки надоели, сил хватало, а ему было на десять лет старше, чем Зарине, романтика исчезла.
Зарина принимала всё как должное: муж любит, мама и папа довольны, хвалят её выбор. Остальное шёпот, лёгкое дыхание, бабочки в животе, «интим» без него можно жить. Без денег трудно, но возможно.
Иван скоро понял, что зарплата Зарина тоже в его «кубышку» пойдёт, детей оттягивал, настаивал, чтобы она работала, «повышала квалификацию», а значит и зарплату. Он почти Грозный, иногда «слизнял» ей немного, чтобы кубышка не была полной.
Зарина устроилась в школу, любила детей, уставала, вечером приходила, едва держась на ногах, садилась за стол, а Иван лежал, читая, ждя ужина.
«Когда ты перейдёшь в РОНО или как там ваши конторы?», подхётывал он. «Не купим тебе плащ, осень придёт, весной решим».
«Вань, я беременна. Не надо, мне плохо!», вскрикнула Зарина. «Не трогай»
Иван замер, растерянный, будто бы впервые услышал о детях, хотя он всегда всё просчитывал. Он нашёл в этом «форсмажор».
«Нет, мы вроде», пробормотал он, хмурясь. «Нужны расчёты, всё должно быть по плану».
Он посмотрел на её живот, оттолкнул её, а она, в отвращении, вырвалась и бросила ему в колени.
Ваня вскочил, стал отряхиваться, ругаться, прогнал Зарину в кухню, громко хлопая дверью ванной, матерясь.
Когда вышел, её уже не было. Всё осталось на месте: маленькие духи, старый плащ, сапоги, купленные весной, слегка прижали. Всё, кроме Зарина, исчезло.
Иван стоял, задумчиво попыхивая, потом сел пить. После душа ему захотелась водки и горячего тела. Он мечтал, что Зарина вернётся, но её не было.
Зарина уехала к родителям, но их дома уже нет, замки заменены, войти нельзя. Друзей позвонить не смела, боясь вынести сор из избы. Люди думали, что у неё крепкая семья, ведь сама об этом говорила.
Решение пришло само.
Анна Петровна сидела в комнате, надев очки покойного мужа, читала газету, то хмурилась, то улыбалась. Зарина наблюдала за ней, стоя у калитки, потом вошла.
Внезапно в ней вспыхнула тоска: маленькая, хрупкая, живёт под присмотром бабушки, кормится смородиной, сырниками, котлетами, слушает сказки перед сном, мечтает, улыбается. Слезы навалились.
«Тебе совсем плохо?», спросила Анна, поднимая глаза. «Твоя мать так восхваляла Ивана, а он»
«Мама многое не знает», кивнула Зарина.
«Вы же скрываете правду, прячетесь! А я не могу так жить», сказала баба Марфа, держа в руках руку. «Я старалась вырастить Олю гордой, но тебя упустила».
«Не надо, бабуля»
«А чего не надо? Что ты хочешь? Смотри, Саша идёт!» указала она на статного парня в клетчатой рубашке. «Саша не профессор, но добрее Ивана, поёт песни, руки золотые. Он женилсяСаша, улыбаясь, обнял Зарину и, шепотом обещая новую жизнь, прошептал: «Мы будем вместе, несмотря ни на что».
