Меня зовут Людмила, и живу я в тихом городке на Урале, где вековые леса соседствуют с тёплыми уютными избами. С малых лет грезила я о большом семейном гнезде, о доме, где звенит детский смех, о муже-кормильце, что станет мне каменной стеной. Но судьба распорядилась по-своему, и ныне душа моя мечется меж любовью к супругу и кровным долгом.
Первый мой брак с Павлом начался с надежд, да рухнул спустя семь лет. Детей Бог не дал, и эта боль развела нас по разным углам. После развода будто пустота поселилась в груди, и думала я — не найти мне больше счастья. Однако судьба послала мне встречу с Дмитрием — вдовцом, что вернул мне веру в любовь.
Дмитрий пережил горе — схоронил супругу, оставившую ему на руки двоих ребятишек. Полюбила я его за стойкость, за то, как заботился он о сыне Федоре и дочке Аришеньке, не сломавшись под грузом утраты. Когда обручились, перебралась я в его просторный дом на окраине, а мою малую квартирку в центре оставила матушке да бабушке. Живут они там — самые родные мои люди, коих не могу я предать ни за что.
Бабушке моей, Прасковье Степановне, уж 86 стукнуло, а матушке Ефросинье — 65. Пока бодры — сами и пол моют, и щи варят, и в лавку ходят. Матушка даже подрабатывает — статьи в газету правит, чтоб без дела не сидеть. Навещаю их частенько, продукты привожу, по хозяйству помогаю. Но в глубине души живет мечта, что гложет меня: хочу я, чтобы матушка с бабушкой под одной с нами крышей жили, как встарь водилось — всей семьёй.
Но Дмитрий и слышать о том не желает. Слова его — будто нож острый. Вырос он в большой семье, где три поколения под одной крышей ютились, и стало это для него каторгой. Старики в каждое дело нос совали, учили жить, каждый шаг проверяли. Поклялся тогда Дмитрий, что не допустит такого в своём доме. «Хочу я, Людочка, чтобы жили мы своим умом, — говорит. — Без чужих наставлений да указок». Но как втолковать ему, что матушка с бабушкой — не чужие, а плоть от плоти моей?
Живу я в доме Дмитрия, и устав тут его. Не могу я настаивать, негоже требовать. Но каждый раз, уезжая от родных, чувствую — будто часть души там остаётся. Пока справляются они, но знаю я: придёт время, когда понадобится им моя помощь. Бабушка уж с палочкой ходит, а матушка, хоть и молчит, устаёт быстрее прежнего. Как оставлю я их одних, когда сил у них не станет?
Пробовала говорить с Дмитрием, но всякий раз — ссора. Не хочет он и слышать о переезде родных моих, а я не могу даже помыслить оставить их. Душит меня эта мысль по ночам, когда лежу без сна, в потолок глядя. Если не передумает Дмитрий, придётся мне выбирать: муж или семья, что вырастила меня. Развод — хуже горькой редьки. Люблю я Дмитрия, люблю Федю с Аришенькой, что стали мне родными. Но предать матушку с бабушкой? Не поднять мне такой ноши.
Каждый день молюсь, чтобы дрогнуло сердце Дмитрия, понял бы он, как дороги мне мои кровные. Но время идёт, а он стоит на своём. Застыла я на распутье, и страх сковал меня. Потеряю мужа — жизнь рухнет. Но если матушку с бабушкой покину — не прощу себе сего предательства вовек. Как найти выход, коли оба пути ведут к горю?
