Тёмные переулки Екатеринбурга провожали Игоря домой после тяжёлой смены. Он шагал, утопая в раздумьях, но тягостное предчувствие сжимало грудь. Окна их квартиры на пятом этаже были тёмными. «Опять задержалась?» — мелькнуло в голове. Игорь переступил порог пустого жилища, и тишина обрушилась на него, как удар. Не успел он развязать шнурки, как раздался звонок. На пороге стояла соседка Марья Ивановна, и в её глазах читалось недоброе. «Вашу Анну Петровну на «скорой» увезли», — выдохнула она. Мир вокруг Игоря поплыл. Всё, что он строил годами, рухнуло в один миг, оставив лишь леденящую пустоту.
Эта догадка ударила его ещё на улице, как обухом. Он замер, ощущая, как под ногами исчезает земля. «Как же я был слеп», — прошептал он, сжав кулаки. Всё лежало на поверхности, но он упрямо не замечал. Дома ждала Аня — та самая девушка, в которую он когда-то влюбился без памяти, но потом перестал замечать. Он ясно представил их обычный вечер: её равнодушное «Ты уже?» и быстрый уход на кухню, даже не взглянув в его сторону. «Ужинать будешь?» — спросит она, и в голосе не дрогнет ни единая нотка.
Раньше Анна готовила с радостью: варила борщи, пекла блины, собирала бабушкины рецепты. Но в последние годы всё стало иным. Для внуков, когда те приезжали, она по-прежнему колдовала у плиты, а для него — ни тени былого рвения. Её стряпня стала пресной, будто она забыла соль не только в еде, но и в их жизни. Когда терпение лопалось, Игорь сам брался за сковороду — жарил картошку или гнал самогон, не говоря ни слова. Анна ела молча, без «спасибо». Её холодность разъедала душу, но он молчал, боясь разорвать последние нити.
Когда-то всё было иначе. Её ласковые руки, тёплые взгляды, тихие песни под нос — всё это согревало его душу, как печка в деревенском доме. Она могла прижаться к нему зимним вечером, и казалось, всё невзгоды таяли. Но эти дни канули в Лету. Теперь её заботу можно было измерить, как дозу лекарства — ровно столько, чтобы не умереть. Когда начался этот распад? Может, когда он пропадал на охоте, а она одна рожала их младшего? Или когда в сорок градусов мороза забыл встретить её с работы, потому что «заигрался в домино»? Он тогда отмахнулся: «Сама дошла же!» Но её глаза, полные слёз, снились ему до сих пор.
Анна изменилась. Замкнулась в себе, как раковина. Обижалась на каждое слово, уходила в спальню, будто пряталась. Игорь злился: «Имею право слово сказать!» Но её молчание резало глубже ножа. Когда приезжали внуки, она расцветала: суетилась, пекла пироги, смеялась. А с ним — снова становилась чужой. «Лицемерка», — зло думал он. Годы текли, а их брак превратился в привычку, как старые тапочки, которые уже не греют, но выбросить жалко.
Игорь давно завязал с гулянками. Работал на заводе, зарплату приносил исправно, на сторону не смотрел. Но Анне, видимо, было всё равно. Она шила на заказ, деньги копила, в церковь ходила. Почему не ушла? Ради детей? Те давно свои семьи завели. Игорь не мог понять её. Сначала пытался, потом махнул рукой: «Пусть живёт как знает». Но втайне мечтал, чтобы она снова встречала его, как в молодости — с горячими щами и горячим взглядом. О любви, которую они растеряли где-то на жизненной дороге.
И вот теперь эта мысль, как нож в сердце: она его не любила. Возможно, никогда. Игорь вспомнил, как удивлялся, почему Анна, с её образованием, выбрала простого рабочего. Может, просто время подошло, а он, крепкий да работящий, под руку подвернулся? «Знала, что дети в отца пойдут», — горько усмехнулся он про себя.
Он вошёл в тёмную квартиру, и тишина давила на уши. «Где же она?» — паника подступала к горлу. Вдруг — стук в дверь. Соседка, опустив глаза, пробормотала:
— Игорь Семёнович, Анну вашу… В больницу повезли…
Он бежал по скользкому тротуару, захлёбываясь слезами. Впервые за жизнь взмолился:
— Господи, не забирай её! Как я без неё-то? Чур, выздоровеет — всё исправлю! На коленях перед ней встану, к угодникам свечки поставлю!
Но увидеть Анну живой ему не довелось. В больнице сказали — сердце остановилось по дороге. Мир померк. Дни сливались в серую массу. Дети, родня, коллеги — все что-то говорили, но он не слышал. В голове гудело: «Не успел попросить прощения».
Теперь Игорь живёт один. Дети звали в Москву, но он отказался. Часто ходит в церковь у рынка. Там, в мерцании лампад, ему чудится, будто Аня рядом. Стены, пропахшие воском, словно шепчут ему утешение. Он смотрит на лик Богородицы и шепчет: «Прости, дурочка, что не сберёг тебя». Но в ответ — лишь тихий звон колоколов да вечный упрёк в собственной душе.
