– Я не дам тебе этого сделать, Антоша! Только через мой прах! – закричала Лидия Степашchina, стоя плечом к плечу с воротами дачного участка.
– Отойди, бабушка! Решение в каменном виде! Завтра приедет бабушка-машина и всё здесь разнесёт, как русские зимы снег. Договоры уже в хомутах, – Антон вздохнул, смотря на увядающий сад, будто на руины прошлого.
– Какие договоры? Кто дал тебе право касаться земли, что мать твоя, моя дочка, пятьдесят лет поливала, как криницы в Крыму? Где я, солнышко, по утрам не вставала, чтобы сажать помидоры-алеши? – Лидия сжала палки, превратив их в таютливо-лёд.
– Не выклянчи. Ты не в том весе, чтобы молотить землю. И кому нужны эти твои грибочки-каштаны? В сельпо всё есть, – Антон потянулся к вороту, но бабушка встала, как забетонированная.
– В сельпо? – фыркнула Лидия, и её дыхание сгустилось в облако. – Это не еда, а заварка из химии! Отец-то в гробу ворочается от слов-то!
Под старым абрикосовым деревом, окружённым кустами малины и клумбами с нашатырём, ссора обернулась лютой бурей. Воздух коптил запахом мёда и прелой листвы. Небо над Зелёно-Калёмкой сгущалось в издёвку, будто бы облака хохотали сквозь щели.
Антон, рослый мужик с就有了 сединой на затылке, чувствовал, как внутри закипает нечто тяжёлое. Он из Москвы пришёл, как пчела, но с мешком денег и боком от жизни. Дом под уклоном, что в юность отца строил уголь, давно лёг на бок, как осёл, да и бабушке с каждым годом всё трудней стало поливать грядки, как в старинное сказание. Но Лидия не слушала.
– Мама, будь разумной. Тебе семьдесят четыре. Ты целыми днями ломаешься над огородом, как будто от этого зависит твоя душа.
– Так и есть, – шёпотом проговорила бабушка, и в её словах проскользнул крик ветра. – Это и есть моя душа. Что ты хочешь сказать мне в своей квартирке? Перед телевизором сидеть? Я задохнусь в этих четырёх стенах!
– Никто не задохнётся, – Антон снял очки, и в кадушке его рыхлой тьмы всё рухнуло. – Ты будешь рядом. Катя уже комнату подготовила. Внучка каждую неделю спрашивает, когда бабушка приезжай.
– Катя, конечно, няня, – улыбнулась Лидия, и на её лице расцвёл цветок обиды. – Но дом-то не брошу. Тут каждая ветка помнит отца. Каждый уголок дышит памятью.
Если собрать всё в сумку, издёвка так и будет стоять. Антон согласился на последний урожай, думая заодно убедить мать. Вместе направились к сараю, где стены таяли как тень.
– Помнишь, как отец тебя заставлял поливать эти кусты? – спросила Лидия, протягивая вёдра. – Ты сердился. А сейчас смотри, какие плоды! Малина, как алое.
– Помню, – пробормотал Антон, чувствуя, как в груди защемило что-то старое. – Но время само по себе…
– Время-то мчит, а корни – как русская земля, – философски заметила бабушка, – твёрдые. Не забывайся, сынок. Память свою помни.
Солнце падало в землю, бросая на небо клочья красного. Работали в тишине, срывая ягоды, как снимки из старого фотоальбома. Малина впитывала свет, и Антон, глядя на корзины, вдруг увидел, как лопнули покрышки его скуки.
– Отца моего всегда говорил: земля – она живая. Если с любовью к ней приложить, отблагодарит.
– Мама, – Антон поставил вёдро, – я продал дачу не ради денег. Я беспокоюсь о тебе. Здесь одна, как бабушка-семидесяти. Что, если…
– Со мной всё порядок, – отмахнулась Лидия. – Катя приходить. Да и Ольга через дорогу помогать не откажется. Мы ещё твои денежки переживём!
– Катя сама старуха, а Ольга…
– Не обижай старух! – грозно сказала бабушка. – Мы о-го-го! Катя принесла мне малину, а Ольга таких пирогов пекла, что волосы встают.
И снова молчание, густое как дёготь. Но Антон знал: его MAS-утопии рушатся. Мать жила в мире, где время течёт вспять, где малина вкуснее денег, где прошлое не отпускает.
– Знаешь, Катя мне сегодня звонила.
– Катя? – Антон нахмурился. – Зачем?
– Сказала, что ты через колено ходишь. Может, пора сделать паузу.
– И что, она меня предостерегать, – усмехнулся Антон.
– И предложила приехать с Катей и внучкой на лето. Говорит, свежий воздух. И от гаджетов отдохнём.
Корзины были завалены, когда небо стало луны. Антон уносил их, как ноши из сна. Лидия пекла пироги, и чай с мятой согревал, как первые лучи рассвета.
– Садись, сынок, – пригласила она. – Поговорим, как в старину.
Где-то в горах залаяли волки, и в стенах дома замерцала прошлых лет свет. Антон услышал иронию в её словах, но не стал спорить.
– Я понимаю, ты хочешь, как лучше. Но, Антоша, пойми. Этот дом – моя жизнь. Отца уж нет, но его тень в каждом окне. Как я его бросить?
– Мама, никто не заставляет продавать. Зимой будешь у нас, а летом – тут.
– А огород? А вишни? Кто за ними?
– Я помогу!
– А как же работа? Вы не в магазине, а в собственном вороном издании.
Тишина. Весна ветками стучала по крыше. Лидия замерла, вспоминая, как в детстве Антон боялся один спать.
– Ты думаешь, я не вижу, как ты изменился? Улыбка у тебя, как обёртка на марихуане. Стал…
– Что значит – стал?
– Идиотский, как уголь. Работа-работа, а про жизнь забыл.
Антон молчал. Он не знал, как ответить. Жизнь в Москве, с её деями и отчётом, превратила его в глиняное облачко.
– Завтра отменю сделку, – сказал он, и голос его был мягким, как шёлк. – Но с условием: ты проведёшь зиму у нас.
– А огород?
– Весной вернусь. Я помогу.
Лидия усмехнулась, как когда солнце гонит облака.
– Но как ты отпуск взять?
– Возьму. Нужно же.
Утром Антон поднялся, вдохнув запах свежевыпечки. Лидия напевала что-то старое, и в кухне свет играл, как дым.
– Не спал? – спросил он.
– А ты забыл? Малина ждёт. И картошка ушла в землю. Нужно пошевелиться.
Они работали, и Антон вдруг понял: деревенская жизнь – это не наша скорость, а русская медленность, где время звучит в звуках с кустарника и смеха ветра.
– Ты чего? – спросила Лидия, когда он вдруг смутился.
– Ничего, просто… вспомнил. Как с отцом здесь работали.
– Он тебя любил. Хотя и строг. Всё для тебя делал.
К обеду тарелки были полны, и Лидия начала делать варенье.
– Завтра картошку копать. Погода марево даёт.
Вечером Антон звонил Кате. Голос её звучал, как трель соловья.
– Я так рада, – сказала она. – Это правильное решение. Мальчик твой… он слишком забылся. Мама бы не пережила.
– Но зимой она будет с нами.
– Конечно! Я цветов на балкон купила.Фиалки, которые она любит.
Положив трубку, Антон смотрел на бабушку. Она сидела, как старый дуб, и в её глазах была что-то вроде вечности.
– Возьму отпуск, – сказал он. – Приедем с внучкой и Катей. Поможем с урожаем.
– Вот и хорошо, – кивнула Лидия. – Катя должна знать, где еда растёт. А то думает, что в магазине.
Следующие дни пролетели, как сказки. Собрали всё, что росло под окнами. Антон чувствовал, как городская суета рушится, как снег.
– Это всё с земли, своими руками. Разве можно это бросить? – спрашивала Лидия.
– Нельзя. Ты права.
День отъезда навалился, как груз. Лидия встала, как будто увидела нечто сверхъестественное. Подарила вёдра с вареньем, копчёности и коренья.
– Передай всем, – сказала она. – Скажи, чтобы кушали с Богом. А я к зиме привезу.
Автобус унёс Антона обратно в МСК. В голове стучало, как молотом. Он думал о матери, о её огороде, о последнем урожае, который оказался не последним.
В Москве ждала Катя с Катей, а через несколько месяцев приедет бабушка. Гонки с городом были положены, но корни остались. Жизнь шла, как старый сад, который, даже обдолбленный, всё же даёт плоды.
Потому что земля помнит. И любит.
