Утро пробиралось в комнату сквозь полуприкрытые шторы, наполняя её серым, холодным светом. На краю кровати сидела уже одетая Ольга, волосы её были туго собраны будто она готовилась к долгой дороге. В каком-то смысле, так оно и было. Это не был побег. Это было прощание с той версией себя, которая годами молчала, копила усталость, обиды и отсутствие простой благодарности.
Она взяла в прихожей небольшую сумку, ту самую, что надевала только по особым случаям, и вышла бесшумно. Марина спала. Конечно. После очередного дня «в офисе» ей нужно было отдыхать но её отдых всегда строился на спине матери, которая не отдыхала никогда.
Ольга не оставила записки. Ничего драматичного. Просто ушла.
Она села на поезд до Санкт-Петербурга, где жила её сестра, Ирина. Они не виделись больше двух лет, и вчерашний звонок был коротким:
Можно я приеду? Мне нужно уехать для себя.
Ирина ответила без колебаний:
Приезжай. В любое время. Не спрашивай.
Дом Ирины был тёплым и светлым, пахнул свежим кофе и только что испечённым хлебом. Здесь её не ругали за забытый мусор. Никто не ворчал, что она «ничего не делает целый день». Первые два дня Ольга просто спала. По-настоящему. Глубоко, без пробуждений, будто все годы усталости наконец требовали своё, вытягивая из неё право на покой.
На третий день Ирина отвела её в центр города. В книжный. Туда, где Ольга когда-то мечтала работать в юности. Ей нравились книги, их запах, порядок на полках. И особенно тишина.
У тебя есть время. Можно начать с малого, сказала Ирина.
И Ольга начала. С хорошего кофе, со сборника стихов, с прогулки по тихим улочкам. Она начинала с мелочей но важных: тёплый свитер, выбранный для себя, хороший крем для рук, букет цветов просто так.
Тем временем Марина слала сообщения. Сначала холодные:
«Хотя бы скажи, вернёшься или нет.»
Позже неуверенные:
«Прости, если обидела Я не заметила.»
И наконец:
«Мама, я скучаю. Можем поговорить?»
Ольга перечитывала каждое сообщение по нескольку раз. Потом закрывала телефон. Она хотела ответить, но впервые поняла: ей не нужно спешить с прощением. Или притворяться. Марина должна была научиться терпению, которое её мать носила в себе десятки лет.
Через неделю Ольга вернулась в Москву. Не ради Марины. Ради себя.
В пустой квартире всё было на своих местах. Марины не было дома. На кухонном столе лежала записка:
«Прости меня. Я не умела быть дочерью. Буду ждать разговора, когда ты будешь готова. Марина.»
Ольга не заплакала. Лишь почувствовала тёплый комок в груди. Незнакомое чувство возможно, слабую надежду. Но теперь она знала точно: прощение не обязанность. Уважению учатся. Настоящая любовь не требует жертв.
В следующие месяцы Марина стала приходить чаще. Сначала молча, неуклюже. Приносила цветы, потом готовила. Потом спрашивала искренне:
Мам, что я могу сделать для тебя сегодня?
Это не было идеально. Не всё было исправлено. Но это было начало.
Ольга научилась говорить «нет». Однажды, когда Марина развесила бельё без просьбы, Ольга посмотрела на неё долгим взглядом и улыбнулась.
Спасибо, Марина. Впервые за долгое время я чувствую, что ты меня видишь.
Марина опустила вешалку и крепко обняла мать. Искренне.
Я вижу тебя, мама. Прости, что так поздно.
В душе Ольги та тихая боль, что жила в ней годами, наконец превратилась в покой. Тот, в котором она больше не была одна.
