— Стоп! Он мои деньги проел, а теперь я ему должна? С чего вдруг?
— Он же твой отец! — выпалила мать.
Светлана так высоко подняла брови, что лоб собрался в складки. Мать стояла напротив, скрестив руки, её взгляд был твёрд. На кухне стало душно, будто в их отношениях не хватало воздуха.
— Отец оставил мне половину квартиры. А этот человек мне чужой, — спокойно сказала Света.
— Ты должна понимать, — возразила Наталья. — Он живёт здесь десять лет. Вкладывался, помогал.
Света аж фыркнула, сдерживая смешок.
— Помогал? Это когда он помогал, мам? Когда учил меня жарить картошку для него, хотя сам даже яичницу не умеет?
— Ну, может, не деньгами, — пробормотала мать. — Но он часть семьи. Ты же сама его папой звала.
Света опустила взгляд на магниты на холодильнике. Старые, из разных городов, купленные в поездках с отцом. Коллекция перестала расти.
Когда появился Игорь, путешествовать перестали.
— Один раз назвала, чтобы тебе было приятно, — тихо призналась Света. — В четырнадцать. А он потом этим как флагом размашивал.
Всплыло воспоминание: Света прибегает домой, лицо горит от обиды. Вся компания пошла в кино, а её не пустили. Игорь заявил: «Девчонке дома сидеть, а не по улицам шляться».
— Почему? Все идут!
— В моё время дети не спорили с родителями. За такое ремнём награждали.
Он не кричал, но слова впились, как нож. Света не плакала, но лёжа в постели, слышала, как он ворчит в соседней комнате:
— Разбаловала. Принцесса. Деньги на неё тратятся, а толку ноль. В мои годы…
Позже придироки множились: «ходишь как неряха», «много ешь», «болтаешь попусту». Иногда он командовал ею, будто она служанка в его доме.
Но Света давно поняла: он просто вымещал злость. На работе его никто не слушал, да и сам он там не задерживался. Зато дома мог прикрикнуть, стукнуть кулаком, изображать хозяина.
— Мам, — Света вернулась в реальность. — Половина квартиры моя. По закону. Игоря в документах нет.
— Свет, ты не понимаешь. Если продадим и разделим на двоих, он воспримет это как предательство. Он же тебя за дочь считает.
— Да? А если я продам свою часть, и он будет делить кухню с чужим человеком, это не предательство?
Наталья замолчала, губы задрожали. Она боялась остаться одна.
— Он столько лет здесь живёт, — прошептала. — Вложил душу. Неужели не чувствуешь?
— Чувствую. Чувствую, что если не отстою своё сейчас — никто не отстоит. А ещё — что с этим подходом я сама превращусь в тебя. Посажу на шею мужика и буду оправдываться.
Она вышла. Не могла больше быть в этом чужом доме.
На улице пахло весной. У остановки гудел автобус. Дети ели мороженое. Жизнь шла дальше, будто в квартире на пятом этаже ничего не произошло.
После разговора Света неделю не звонила матери. Зачем общаться с человеком, который лишь повторяет чужие слова?
Она занялась делом. Нашла риелтора, объяснила: хочет продать свою долю, купить комнату. Хотя бы чтобы не снимать. И не жить по соседству с матерью и Игорем.
Покупатель нашёлся быстро. Разведённый мужчина, вежливый, тихий. Даже Наталья не устроила сцену — для неё это редкость.
Когда он ушёл, в телефон посыпались голосовые:
— Свет… Ты не просто квартиру продаёшь. Ты семью разрушаешь.
Света молчала, но внутри закралось сомнение. Правильно ли это? Жить с чужими людьми — не сахар. Но где тогда жить ей? Вечно снимать, имея свою долю?
Она позвонила отцу. Они общались редко. Он жил в другом городе, завёл новую семью, но в тяжёлые моменты она звонила. Не жаловалась — просто хотела услышать здравый смысл.
— Привет, пап. Помнишь квартиру, что на нас с мамой оформлена?
— Конечно. Что с ней?
— Мама хочет, чтобы её муж был в доле. Говорит, он десять лет здесь живёт.
Пауза. Потом усталый вздох:
— Я не просто так квартиру оформлял. Чтобы у тебя был старт. Тебе, не им. Кто там теперь живёт — это её выбор.
Света удивилась. Она думала, ей всегда принадлежала только половина.
— Значит, я права?
— Ты взрослая. Делай не назло, а с умом.
После звонка стало легче. Но вспомнилось другое.
В колледже мать и Игорь заявили, что содержать её не будут. Света устроилась раздавать листовки. Зарплата — копейки, но на еду хватало.
Однажды купила йогурты, сыр, кусочек колбасы. Утром остался хвостик. Игорь сидел на кухне, ел картошку, пил молоко из пакета.
— Это ты мою еду взял?
— А что, твоя? У нас всё общее. Вот свои дети будут — поймёшь. Пока на шею родителям сидишь — благодарить должна.
После этого Света перестала оставлять еду в холодильнике.
Потом начались просьбы «скинуться»:
— Порошок кончился. Купим пополам.
Хотя она знала — мешок стоит в ванной, почти полный.
Её деньги таяли, а Игорь сидел с полной тарелкой, уверенный, что знает, как ей жить.
Теперь всё изменилось. Света подписала бумаги, поблагодарила риелтора. На улице было легко, будто гора с плеч.
Она не позвонила матери. Та тоже молчала. Будто обе поняли: так проще.
Прошло две недели. Света купила новое бельё, записалась на массаж, присмотрела студию. Маленькую, но свою. Где никто не будет учить её жить.
С матерью не виделись полгода. Если бы не бабушка, Света так и не узнала бы новостей.
— Светочка, как дела? — раздалось в трубке.
— Нормально, бабуль. А у тебя?
— Да вот, маму твою утешала.
Света замерла. Она не желала матери зла.
— Что случилось?
— Долгая история… Галя квартиру продала.
— Правда?
— Да. Говорит, больше не может. С Игорем скандалы каждый день. Ты ж знаешь, он с людьми не уживается.
Света села на кровать. Слова давили.
— Она— Она снимает комнату, а он ушёл к другой — нашёл шею, которую смог обвинить во всех своих бедах, но Света знала: в этой истории не было победителей, только урок.
