Меня зовут Анна Соколова, и я живу в Суздале, где древние купола храмов шепчут истории веков. На днях я ждала приёма у косметолога в клинике, когда рядом присела женщина — изящная, с серебристой прядью в волосах. Мы заговорили, и её откровения перевернули моё представление о счастье. Она оказалась не просто мудрой собеседницей, а живым воплощением свободы.
Первое, что бросилось в глаза — её осанка: царственная, будто с портрета Кустодиева. Лет шестьдесят, максимум, подумала я. Но она небрежно обронила: «В семьдесят пять чувствую себя моложе внучек». Я остолбенела — ни единой морщинки, взгляд ясный, будто годы обошли её стороной. Рядом суетились её ровесницы с палочками и сумками-тележками, а она сияла, как майское утро.
Её история лилась просто, без пафоса. Два брака, оба — любовь. С первым супругом, Дмитрием, расстались молодыми. Он знал с первых свиданий: детей не будет. Но к тридцати пяти начал ныть: «Родители требуют внуков». Она лишь качала головой: «Не стану инкубатором для чьих-то амбиций». Развод прошёл тихо — разошлись, как корабли в ночи.
Второй муж, Сергей, сам воспитывал сына от первого брака. «Хватит с меня родительских собраний», — смеялся он. Их союз цвёл пятнадцать лет, пока его не забрал инфаркт. «Одиночество? — она усмехнулась. — Это роскошь, когда не надо делить ванную с вечно опаздывающим подростком».
Она махнула рукой в сторону очереди: «Видите этих бабулек? Всю жизнь копили на одёжку внукам, а теперь ворчат, что те в Питер свалили. Я же езжу на Байкал, коллекционирую антиквариат». На мой робкий вопрос про «стакан воды» фыркнула: «Наняла бы целый фонтан! Пока они пелёнки стирали, я три квартиры купила».
Смотрю на неё и вижу былинную Василису — не ту, что за прялкой, а ту, что драконов укрощает. Подруги ноют про артрит и забывчивых детей, а она разучивает испанский для поездки в Барселону. Первый муж женился на двадцатилетней, родил троих — теперь разоряется на алименты. Её же жизнь — как балет: каждое движение выверено, каждый жест — её выбор.
«А если пожалеете?» — прошептала я. Она рассмеялась звонко, заставляя медсестёр оборачиваться: «Жалею, что раньше не купила дачу в Крыму!». В её смехе не было бравады — лишь спокойствие реки, знающей свой путь к морю.
Уходя, я поймала своё отражение в витрине. Морщинки у глаз, седина в висках — но впервые подумала, что это не следы увядания, а узоры прожитых лет. Может, и правда — счастье не в том, чтобы вырастить наследника, а в том, чтобы стать наследницей самой себе? Она не оставила детей, но создала жизнь, достойную романа. И в этом — её бессмертие.
