Свекровь и невестка
Надежда Сергеевна возвращалась домой не торопясь. Вставив ключ в замок, она вдруг услышала в квартире чужие голоса. Сняв туфли и ступая на цыпочках, она прошла на кухню.
То, что она увидела, потрясло её до глубины души.
За столом громко смеялись три молодые девушки. В центре, словно хозяйка торжества, восседала её невестка — Алевтина. На плите кипела кастрюля, по всей квартире разливался аромат свежего щей. Именно тех, что Надежда Сергеевна сварила с утра к ужину.
— Что за безобразие?! — резко бросила она, и в кухне воцарилась мёртвая тишина.
Алевтина подняла голову и натянуто улыбнулась:
— Мамочка, подружки просто зашли поболтать. Я их угостила. Щи просто обалденные, правда?
Надежда Сергеевна молча осмотрела стол. В тарелках гостей — её ужин. На столе — лучший сервиз. В вазе — фрукты, купленные на выходные.
Алевтина была в их семье уже два года. Сын Дмитрий влюбился с первого взгляда, и свадьбу сыграли быстро. Сначала жили съёмной квартире, но когда хозяин неожиданно решил продать жильё, оказалось, что идти им некуда.
— Мам, пусти нас ненадолго, — умолял Дмитрий. — Мы быстро найдём жильё.
Надежда Сергеевна согласилась. Но сразу обговорила правила. И с первых же дней поняла: тишины не будет. Алевтина вела себя дерзко, отвечала с вызовом, и каждый день приносил новый повод для раздражения.
Сначала были крошки на столе. Потом — разбросанные вещи. Затем — хлопанье дверью.
— Почему вас выселили? — спросила однажды Надежда, не выдержав.
— Квартиру продали, — отрезала невестка.
— Не верю. Обычно дают месяц, а вас выгнали за два дня. Наверное, с хозяевами ты так же разговариваешь, как со мной?
Алевтина усмехнулась, вставила наушники и отвернулась.
На следующий день Надежда собрала крошки со стола и демонстративно высыпала их на постель невестки. Та взорвалась, закричала. Скандал вышел громкий.
Вечером с работы вернулся Дмитрий. Выслушав мать, он только спросил:
— И всё это — из-за крошек?
— Из-за неуважения! — воскликнула Надежда. — Либо живите по моим правилам, либо съезжайте.
Дмитрий пообещал поговорить с Алевтиной. Та пару дней вела себя прилично, но потом всё повторилось. И вдруг — резкие перемены. Уборка, тишина, даже кисель сварила.
Надежда насторожилась. И не зря. Через неделю сын объявил:
— Мама, ты станешь бабушкой.
Вместо радости — разочарование. Ребёнок — а жилья нет. Да ещё и невестка, с которой невозможно ужиться.
— Теперь понятно, почему она изменилась! Ты её уговорил! — бросила она сыну. — Но это ничего не меняет. Жить тут с ребёнком вы не будете. Мне ещё работать, а не нянчиться.
Сын промолчал. А на следующий день, едва Надежда ушла в гости, Алевтина позвала подруг. И её щи разлили по тарелкам.
Но Надежда вернулась раньше. И застала этот «праздник».
— Это не ресторан, а моя квартира. Убирайтесь! — холодно сказала она. — А ты, Алевтина, собирай вещи.
Невестка вышла, не сказав ни слова. Вечером пришёл Дмитрий. Увидев чемодан жены у двери, молча собрал свои вещи.
— Если уйдёшь, можешь не возвращаться, — сказала Надежда.
Но он ушёл. Полгода мать и сын не общались. Лишь потом Надежда Сергеевна решилась позвонить. Они встретились в кафе. С Алевтиной она больше не разговаривала.
Бабушкой она стала, но на расстоянии. И если жалела о чём-то, так только о том, что когда-то пустила невестку на порог. Ведь уважение нельзя купить или заслужить обстоятельствами — оно либо есть, либо его нет.
