**Дневник. Вернулся с девочкой.**
Прислушался к скрипу двери. Полдесятого, соседи спят. Ложу счётчик крючком на стол — кто-то ковыряется в замке.
Открывается. В прихожей пыхтение и тяжёлые шаги.
— Кто там? — хватаюсь за костыль.
— Это я, мам.
Сердце ёкнуло. Голос Миши… Не слышал его полтора года. После последнего запоя сбежал из дома, только смски изредка: «Жив, не парься».
— Ты ли это?
— Я, мам. Проходим?
Включаю свет. Сын стоит в порванной куртке, щетина по пояс, но глаза трезвые.
— Михаил! — обнимаю, хоть и воняет табаком. — Где пропадал?!
— Прости… — он дрожит. — Не один я.
За его спиной — девочка. Лет пяти, в рваном платьице. Глаза серые, как у покойной сестры.
— Это Наденька. Моя.
Сел на табурет. Внучка?! Откуда?
— Марина, её мать, умерла. Рак. Осталась одна.
Вечером купаю Надю. На теле синяки.
— Упала?
Молчит. Заворачиваю в полотенце, укладываю в свою кровать.
— Бабуля, а папа не уйдёт?
— Нет, солнышко.
Наутро вёл её в магазин. Купили ситцевое платье, туфельки. Крутилась перед зеркалом: «Я как принцесса?»
Михаил устроился грузчиком. Вечером пьём чай с блинчиками. Надя лепит из теста колобков — учится стряпать.
Записываю это, чтобы помнить: даже пропащий человек может вернуться, если за ним потянется чья-то маленькая рука.
Теперь в доме снова детский смех. Надя спит, прижавшись к моей подушке. Завтра будем варить щи.
Семья — это когда не просто стены, а кто-то ждёт, чтобы накрыл на стол.
