Он сидел за кухонным столом, неторопливо доедая борщ. Лицо его было спокойным, почти отстранённым. А напротив стояла Ольга Николаевна, голос её дрожал, срывался на шёпот, слова летели, как осенние листья. Нет, это не злость. Это измученность. Это страх. Та самая горечь, что копилась месяцами и теперь выплеснулась наружу — жёстко, без прикрас.
Она упрекала его за то, что он опять одолжил деньги своему другу Игорю — тому самому, который вечно тянет с возвратом. «Всем помогаешь, а у нас в доме — дыры в деньгах. Кредит не закрыт, Леночка в институте на контракте, у мамы крыша течёт. Кто, если не мы?» — выпаливала она, не ожидая ответа. Вспомнила и ковёр на балконе, который никак не доедут сдать, и бра в коридоре, что лежит разобранное уже две недели. Всё это — как снег за окном, тихо, но верно. И всё же — не злость. Просто усталость. Как всегда.
А он ел борщ. Молча. Привык. Он знал: покричит — успокоится. Так было сто раз.
Вернулся с работы пораньше — и дома дешевле, и сердцу спокойнее. Домашний борщ — как бальзам. Ольга взяла отгул, была у стоматолога, заодно сварила обед. Всё как всегда. Всё по кругу.
Но вдруг что-то переменилось. Она замолчала. Застыла. Взглянула на него словно впервые за долгие годы. Он постарел. Исчезли те тёмные кудри, осталась лысина, блестящая под светом кухонной лампы. Морщины у глаз, сгорбленная спина, взгляд куда-то вдаль. Сидит. Ест. Молчит. Глотает не только борщ, но и всю эту жизнь.
На нём — печать времени. Всех тревог, всех ночей без сна, всей немой боли. Годы не щадят — забирают молодость, лёгкость, улыбки. Оставляют усталость. И тарелку борща.
А когда-то он был её Вовой. Тем, кто дарил ромашки, играл на баяне, пел под гитару у костра, кружил её во дворе, целовал в макушку, смеялся так, что эхо разносилось. Они ходили в кино, прижавшись друг к другу, гуляли по вечерней Москве, держась за руки… А теперь? Он — седой, согнутый, безмолвный. А она? Кричит. Будто не она.
И вдруг что-то сжало внутри. Где-то глубоко, под рёбрами. Она внезапно увидела не мужа — а своего парня. Того, кому писала записочки в тетрадке, кого ждала у подъезда, с кем смеялась до слёз.
Подошла. Обняла сзади. Прижалась щекой к его спине. Молча.
Он отложил ложку. Аккуратно взял её руки в свои. Поцеловал. И всё. Этого хватило.
Потому что именно такие мгновения и держат нас на этом свете. Когда парень и девушка — пусть и с морщинами у глаз — снова берутся за руки. И шагают дальше. Вместе. Сквозь хозяйственные заботы, усталость, через долги и недоделки, через обиды и тишину.
Потому что любовь — она здесь. На этой старой кухне. В этом борще. В этих взглядах. В молчании. В привычке не отпускать.
Если она есть — можно жить. Можно идти вперёд. Вместе. Держась друг за друга, чтобы не унесло ветром лет. Тем самым ветром, что рано или поздно уносит всех.
Но пока… пусть будет борщ. Пусть будут руки. Пусть будет любовь.
