Поздним вечером раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и услышала голос дочери.
— Мама, это Татьяна. У меня беда! Меня бросил Виктор. Завтра утром я приеду к вам с папой и буду жить дома.
— Послушай, Танечка, у нас больше нет детей. Раньше этого мы не говорили, да, но теперь — твоя дорога в другую сторону.
— Что?! — закричала она. — Ты что, сошла с ума? Я ваша единственная дочь! В этой квартире я законопроизводитель!
— Ты ошибаешься, Таня, — промолвила я, чувствуя, как пальцы сжимаются на трубке. — Этот дом теперь принадлежит Елизавете. Она здесь хозяйка. Внуки с ней, её сын живёт на первом этаже. А тебя — мы больше не хотим. Вы давно не дочь, а гостья в неподходящем сезоне.
— Так вы меня выгоняете? — взвыла она. — Значит, нет у меня родной планеты под ногами? У меня всё забрали?
— Да. Но это твоя вина, — мрачно ответила я и отключилась.
У окна снова застыла, как много лет назад. Тогда тоже был звонок.
Резко подскочила на ночь глядя — среди бела дня, как сказала бы моя подруга Ольга, — и бросилась к телефону.
— Алло!
— Мне нужна сестра, — через провод донесся иссушённый голос. — Они сейчас меня в Склифосовский забирают… Я прошу — не оставляйте Елизавету. Она ведь ещё ребёнок, хотя и старше, чем мне тогда было…
Сестра моя всегда вела себя… нестандартно. Но сейчас она вела извилистую игру.
— Похоже, ты уже давно должна была сказать об этом, — пробормотала я, ковыряя трубку пальцем.
— Нет времени, — выдохнула Ольга. — Лиза — единственная моя опора. Попросите Ивана, пожалуйста…
упить до детского дома её никак.
Я молчала. В голове звенели слова «операция», «скоро»… И сцена в коридоре: крошечная девочка, завёрнутая в шарф, с посиневшими под глазами.
— Маме будет больно? — шепчет Елизавета.
— Она будет спать, — еле выговариваю я, зачем-то обнимая кроху чуть крепче.
Операция прошла некуриной. Сестра не выжила. Осталась Елизавета. С Таней — застывшая враг, как лёд на рябине.
— Ты — её мать? — брыкается Таня. — Лизкина колыбель — здесь? В моей комннате? Нет, что там в доме? — Но мы перевели Елизавету в нашу спальню. Сами переехали на балкон.
Таня выросла, вышла замуж за богатого Виктора. Он в два раза старше, но это не останавливает её. Живёт в частном доме под Киевом. Свадьбу в спешке устроила, засыпала для этого деньги, как лапти. И когда я заявила, что Елизавета приходит на торжество, Таня начала ругаться.
— Лавка Елизавета? Эх, мамаша! Разве она — родня? С ней разговора здесь быть не должно.
— Разговора? — выйду из себя. — Ты же знаешь, что она — наша кровь!
— Она меня презирает. А меня в её свите размнёт как куриную грудку! — рявкала она. — Сватайте на Крым. И там — без меня.
— И мы не поедем, — непреклонно сказала я.
С этой волной обиды в сердце мы направились в курорт в Крыму. В той самой гостинице, что несколько лет назад спасала нас от груди тоски.
— Ты рада? — спрашиваю Ивана, пока мы идём к бассейну.
— Обычно не зимуем в таких местах, — бормочет он, — но если нам невесты ссоры не нужны…
Прошло время. Елизавета — студентка архитектурного вуза. Потом — студентка с дипломом и с дочкой. А я — с грудью, что обрывается на тысячу мыслей.
Когда Ивану стало плохо, мы сразу щёлкнули пальцами: «Тяжёлое лекарство. Дорогая прививка. Деньги.»
Телефон звонил час. Татьяна не отвечала. В итоге я сказала: «У нас незакрытые двери, Виктор мне не помощник, но — помогите, пожалуйста.»
— Ещё бы! — отмахнулась Татьяна. — Я же не банк!
Но Елизавета прибежала с идеей.
— Мама, продавайте мамину квартиру. Я подпишу документы сама. Пусть будет коттедж под Киевом, пусть… но папа должен жить.
— Ты жила там… — я смотрилась на неё с обожанием. — А прошу — ты знаешь, что бы сказала людям мать.
— Мама умерла, — чуть крикнула она. — И вы — живые люди.
Квартира продалась, деньги пришли, лекарство — с криком доставили. Иван выжил.
Сегодня вечер. Телефон звонит снова.
— Это Татьяна. Я — снова… снова с Виктором в разводе. Могу… Могу и здесь остановиться?
— Нет, — твёрдо говорю. — Разве ты не знаешь, что у нас — Елизавета? Она — наша младшая дочь.
Смотрю в окно. Её муж — Севастьян, фермер из Курской области. У них огромный дом.
Елизавета приглашала нас жить с ними. Но мы предпочли просто навещать.
— Особенно в этот день, — тихо говорю я, листая старые фотографии. — В день, когда мы в Крыму поехали. Именно тогда я поняла, кто — настоящая дочь, а кто — лишь ниточка в семейной истории.
Татьяна — любитель пышных штор и автомобилей. Елизавета — мать семейства, что заменила нам и родителей, и пустое место в сердце.
А я — мама, которая научилась любить не за красивые слова, а за верность на фоне грязи и снега.
