— Что вы творите! На зелёный свет надо ехать, а не стоять! — скрипнула пожилая женщина, стуча кончиками пальцев по кожаной сумке, словно по клавишам старого пианино.
— Прошу прощения, но впереди стоит автомобиль, я не могу его обогнать, — ответил водитель, не отрывая глаз от зеркала, как будто смотрел в бездну.
— Мне срочно нужен к дочери! Объезжайте! — настойчиво повторяла пассажирка, голос её дрожал, как листок на ветру.
— Видите, пробка. Давайте просто подождём, — сказал он, глядя в отражение, где свет фар превратился в звёздное небо.
— Господи, какой кошмар! — женщина откинулась, тяжело вздохнула, и её мысли рассыпались, как осенние листья. — Всё идёт наперекосяк: сперва ссора, теперь и опоздание…
Такси ползло по улице, покрытой густым туманом. Яков Петрович, шофёр с седой бородой и глазами, в которых отражалась дальняя река, наблюдал за пассажиркой. Дама в светло‑сером костюме, лет шестидесяти, нервно теребила застёжку сумки; её нижняя губа слегка дрожала, будто готовилась к шепоту.
— Иногда самые важные встречи откладываются, чтобы дать нам время собрать мысли, — произнёс он неожиданно, голос его звучал, как отголосок старого колокола.
— Это вы? — удивилась женщина, глядя в его затылок.
— Да. Вы упомянули ссору. Может, эта пробка — шанс обдумать, что сказать дочери? — его тон был мягок, будто теплый плед.
— Я не просила советов, — отрезала она, но через мгновение тяжело вздохнула. — Хотя… я действительно поругалась с дочерью. Она хочет уехать в Алтай, считает, что там лучше. А я… останусь одна.
— Меня зовут Яков Петрович, — представился он. — В моей машине пассажиры часто делятся историями. Может, и вам станет легче?
Женщина представилась: Валентина Сергеевна. Ее голос дрожал, как будто в нём звучал отголосок далёкой колокольни.
— Дочь вбила себе в голову, что в Алтай ей будет лучше. Что она там найдёт? А я… вяжу шапочки внукам, которые их никогда не наденут?
Яков остановился на светофоре, который зажёгся красным, как закат над озером, и, задумавшись, сказал:
— У меня тоже сын уехал в Финляндию десять лет назад. Я был против, но потом понял, что держать обиду — всё равно что таскать тяжёлый камень в кармане.
— И как вы с этим справились? — спросила Валентина, голос её дрожал от искреннего интереса.
— Сначала никак. Обижался, не отвечал на звонки. Потом понял, что теряю время. Жизнь коротка, а обида только себя ранит. Сейчас я слышу его по видеосвязи каждую неделю, внуки называют меня дедушкой Яшей, а я даже летел к ним в гости, первый раз за границу.
— И вам не страшно было? Один в чужой стране? — спросила она.
— Страшно, конечно. Но когда вижу счастливые глаза сына и внуков, страх уходит. Мир сейчас не так велик, как кажется; расстояния — лишь в голове.
Валентина задумчиво посмотрела в окно, где весенний город превратился в плавную реку, а дома плыли, как облака.
— Почему ей плохо здесь? У неё хорошая работа, квартира…
— А вы спрашивали? — Яков повернул руль, объезжая ямку, которая выглядела как огромный кристалл.
— Нет, я только ругалась, называла её неблагодарной…
— Может, стоит начать с вопросов? — предложил он, голос его звучал, как шёпот ветра в кронах берёз.
Он рассказал, что после пенсии стал таксистом, а до этого тридцать лет проработал инженером на заводе. За эти годы понял, что людям больше всего нужно, чтобы их выслушали без оценок. Он вспомнил молодого студента, который забыл кольцо, а Яков помог ему вернуть его, и девушка согласилась выйти замуж.
— У вас интересная работа, Яков Петрович, — улыбнулась Валентина.
— Люди интересные, — поправил он. — Каждый со своей историей. Мы знакомы пятнадцать минут, а я уже вижу, что вы любящая мать, боящаяся остаться одна.
— Вы говорите это так легко… — она достала платок.
— Потому что бояться одиночества естественно, а хотеть счастья своим детям — ещё естественнее. — Его слова плавали в воздухе, как ароматный дым.
Он спросил, как он понял, что сыну лучше в Финляндии. Яков ответил, что просто принял его выбор и перестал тянуть его назад, и тогда между ними возникла настоящая близость.
Такси остановилось у светофора, и к пассажирке подошёл мужчина лет шестьдесят пяти, с седой бородой и серыми глазами, словно два озера.
— Валентина Сергеевна, простите за прямоту, но кажется, вы едете не мириться, а убеждать дочь остаться, — сказал он.
Она кивнула, глаза её были полны тумана.
— А если просто послушать её? — предложил Яков, когда зелёный сигнал засиял, как утренний луч.
— У неё там подруга живёт, — сказала она. — Она говорит, что в Алтайе особые условия для её профессии дизайнера.
— Вот и всё! — воскликнул он. — Почему бы вам не узнать об Алтае вместе? Может, поехать в гости, показать уважение к её выбору?
Валентина задумалась, её страх перед полётом был как кристальная стена.
— Я тоже боялся, — сказал он, улыбаясь. — До шестидесяти двух лет я не садился в самолёт. Но жизнь одна, и самая страшная часть — представлять страх. Как только летишь, всё становится терпимо.
Вокруг машины распускались яблони, покрытые белыми цветами, словно облака, падающие на дорогу.
— А если она не вернётся? — спросила она тих
