Дочка уезжает
— Я ухожу, папа, — голос Светы дрожал, но в глазах горел огонь. Она стояла на пороге их хрущёвской кухни, сжимая телефон, будто последнюю надежду. На её потрёпанной куртке блестела значок с надписью «Мечта». — К тёте Наде. В Москву. Там хоть что-то происходит.
Иван застыл, сжимая кружку с остывшим чаем. Его дочь, его Светка, смотрела на него, как на чужого. За окном гудел вечерний город — гудки машин, крики ребятишек во дворе, — но в груди у него стояла мёртвая тишина, как перед грозой.
— Уходишь? — голос его был ровным, но пальцы впились в кружку так, что побелели костяшки. — И что, там будет легче? Без меня?
— А что здесь? — Светка резко откинула чёлку. — Ты всё ещё там, в прошлом. С мамой. С этим своим проклятым автобусом. Мне шестнадцать, пап, а я будто в тюрьме!
Она развернулась и хлопнула дверью. Звук прокатился по квартире, как выстрел. Иван поставил кружку, чувствуя, как сердце сжимает стальными тисками. Он знал — она права. Он цеплялся за прошлое, как утопающий за соломинку. Но отпустить её? Не было сил.
***
Утро в их панельке пахло горелым хлебом, дешёвым кофе и машинным маслом, которое Иван приносил с работы. Он вставал в пять, как всегда, чтобы успеть на первый рейс. Его старенький «ЛиАЗ», выцветший, как джинсы после сотни стирок, ждал в депо. Вождение было рутиной, но надёжной — как стук сердца. Оно держало его на плаву после смерти Кати, жены, пять лет назад.
— Свет, подъём, проспишь школу! — крикнул он, переворачивая яичницу на сковородке. По радио бубнила попса. В ответ — тишина. Последнее время дочь отвечала ему только наушниками и хлопаньем дверей.
— Пап, я сама, — буркнула она, появляясь на пороге в помятой форме и рваных кедах. — Опять всю ночь копался в гараже?
— Движок стучал, — Иван протянул тарелку. — Жри, а то до обеда свалишься.
— Не хочу, — она закатила глаза, но бутерброд схватила. В ней было столько Кати — те же тёмные глаза, тот же упрямый подбородок. Порой Иван смотрел на неё и видел жену, смеющуюся в их первой однушке, когда они только поженились. Но Катю забрал рак, оставив его с одиннадцатилетней Светкой и пустотой, которую нечем было заполнить.
— Пап, я сегодня задержусь, — бросила она, хватая рюкзак. — Проект в школе, потом с Дашкой гулять.
— Звони, — он вытер руки об фартук. — И не шляйся до ночи, я волнуюсь.
— Да знаю я! — дверь захлопнулась.
Депо встретило его запахом бензина и масла. Его «ЛиАЗ», прозванный «Дедушкой», был больше чем машиной — это был его мир. Но Светка ненавидела его. «Ты и твой автобус — два сапога пара, старые и скучные», — бросила она как-то, и это ранило глубже, чем он ожидал.
***
В тот вечер Иван вернулся раньше, с пакетом из «Пятёрочки». Светкина дверь была приоткрыта. Он замер, услышав её голос:
— Тётя Надя, я серьёзно. Хочу в Москву. Папа… он как будто мёртвый. Вечно в своём автобусе, с мамой в голове. Я задыхаюсь! Он даже не видит, что я есть!
Иван отступил, будто получив удар в грудь. Она хочет уехать? Он сел за кухонный стол, сжимая виски. Вспомнилось, как они ездили с Катей и маленькой Светкой на озеро под Звенигородом. Катя пела под гитару, Светка хохотала, а он думал — счастье есть. Куда оно ушло?
На следующий день он позвал друга Санёка, механика.
— Поможешь «Дедушку» подлатать? — спросил он, чистя картошку. — Хочу Светку свозить… туда, где мы с Катей бывали.
— Ого, — Санёк присвистнул. — Ты уверен? Она же твой «Дедуля» терпеть не может.
— Уверен, — Иван сжал кулаки. — Это мой последний рейс.
***
Неделю они возились с автобусом. Починили двигатель, вымыли сиденья, даже вкрутили новые лампочки. Иван нашёл старые кассеты с записями Катиного пения — она любила «Кино» и Цоя. Светка ничего не знала, пропадая с подругами.
В субботу утром он разбудил её рано.
— Поедем за город, — сказал он.
— На этом ушатанном корыте? — она скривилась.
— Да, — он улыбнулся. — Как раньше.
Они ехали мимо полей, где ветер гнал волны по спелой ржи. Иван включил кассету. Зазвучал Катин голос — «Группа крови»… Светка замолчала.
— Это… мама?
Он кивнул. Дорога заняла три часа. У озера Иван разложил фотоальбом. Снимки: Светка в три года на его плечах, Катя с ромашками в волосах…
— Я скучаю по ней, пап, — вдруг сказала Светка. — Но ты… ты как будто умер вместе с ней. А мне нужно, чтобы ты был здесь.
Он обнял её, и она не оттолкнула.
— Я здесь, — прошептал он.
На обратном пути Светка заснула, уткнувшись в стекло. Дома Иван отнёс её на руках.
***
Утром она села завтракать, впервые за месяцы.
— Пап, а можно ещё раз съездим? — спросила она, — Только без этих твоих древних песен.
Он рассмеялся.
— Ладно. Но Цоя оставим. Для атмосферы.
— Ну ты и ретроград, — но она улыбнулась.
Иван не знал, уедет ли она в Москву. Но знал — этот рейс вернул ему дочь. Он стал слушать её «Монетку» и «Би-2», даже сходил в «Стабловский» на её любимые роллы. Автобус поставил в депо, записавшись на курсы дальнобойщиков. В его сердце теперь было место не только для Кати, но и для Светки. И, возможно, для жизни.
