**Дневник. Возвращение бывшей.**
Запах свежего кофе и горячих плюшек витал на кухне, как тихая песня уюта. Десять лет с Дмитрием. Десять лет покоя и счастья. Татьяна наслаждалась утром — солнечные зайчики на скатерти, тихое посапывание дочери Кати в детской. Идиллия.
В дверь резко позвонили. На пороге стоял Ваня, сын Дмитрия от первого брака. Глаза горели неестественным блеском, щёки пылали.
— Пап! — выпалил он, едва переступив порог. — Она вернулась! Мама! Вчера! Снимает квартиру в центре… Говорит, соскучилась!
Имя «Лариса» повисло в воздухе, как нежданный удар. Та самая. Которая пятнадцать назад исчезла в «счастливой жизни» с французом, бросив шестилетнего Ваню на руки растерянному отцу и старикам. «Навсегда!» — значилось в её прощальной записке. Теперь она здесь. Без денег, но не без надежд, подумала Татьяна, и под сердцем заныл холодный ком.
Встреча в пафосном ресторане стала спектаклем. Лариса влетела розовым шарфом и тяжёлыми духами.
Она сыпала жемчужинами страданий: «Кошмарный брак!», «Он оказался чудовищем!», «Я так скучала по сынуле!»
Её пальцы в кольцах то и дело тянулись к руке Дмитрия. «Дима, помнишь, как мы…?» Он отстранился едва заметно, лицо — вежливая маска, но Татьяна уловила, как напряглись его плечи. Ваня же смотрел на мать зачарованно, ловя каждое слово, каждую слезинку с её накрашенных ресниц.
Первая атака случилась ночью. Телефонный звонок расколол тишину. Лариса рыдала в трубку под шум воды:
— Дима! Помоги! Кран сорвало! Вода льётся! Я одна…
Дмитрий молча встал, оделся. Татьяна лежала, глядя в потолок. Он вернулся через два часа, пропахший сыростью.
— Починил? — тихо спросила она.
— Прокладка. Ерунда. — Он скинул куртку. — Она… в полотенце встретила. Говорит, всё залило. — В его голосе не было ни волнения, ни смущения. Только усталое раздражение. — Старая песня.
Потом был «свет». Днём звонок, голос Ларисы, тонкий и дрожащий:
— Дима, в подъезде… лампочка мигает! Я боюсь выйти! Ваня в универе… Хлеба купить не могу!
Он поехал. Купил хлеб. Лампа действительно мигала. Вкрутил новую. Дверь её квартиры распахнулась. Она стояла в полупрозрачном халате, томно облокотившись о косяк.
— Мой герой! — прошептала сладким голосом. — Зайдёшь? Кофе сварим… Вспомним…
Дмитрий покачал головой:
— Поздно. Таня ждёт. И без кофе мне хватает бодрости.
Ушёл, оставив её в дверях. На её лице мелькнула злоба, тут же сменившаяся маской беспомощности.
Кульминация — звонок Вани, срывающийся от паники:
— Пап! Срочно! Маме плохо! Упала… Темнеет в глазах!
Дмитрий вскочил, но в его движениях не было тревоги. Приехал. Лариса лежала на диване, как раненная героиня, рука на лбу, шелковый халат небрежно распахнут.
— Дима… — прошептала она. — Мне так страшно…
Он не подошёл. Взглянул на пустую бутылку на полу. Вызвал скорую. Пока ждал, спросил у Вани:
— Что ела? Пили что?
— Мама сказала, это от стресса… — смущённо пробормотал сын.
Врачи констатировали лёгкое отравление. Лариса уцепилась за рукав Дмитрия:
— Не бросай меня…
Он освободил руку.
Дома, глядя в глаза Татьяне, он не испытывал жалости — лишь усталое презрение к этому дешёвому спектаклю.
— Знакомая пьеса, — сказал он позже на кухне. — Только декорации новые. Она всегда играла беспомощность, когда что-то требовалось. Помнишь, я рассказывал, как перед отъездом к тому французу она вдруг «заболела»? А потом — бац, записка. Я был костылём. Сломался костыль — нашла новый. Но я не костыль, Таня. И не буду.
Проиграв с Дмитрием, Лариса обрушилась на Ваню.
Её жалобы становились громче, слёзы — обильнее. «Твой отец бросил нас!», «Она его настраивает против меня!», «Мы родные, а она тут чужая!» Слова, как иглы, впивались в сознание парня. Ваня начал огрызаться на Татьяну, реже приходил домой. Однажды хлопнул дверью, услышав отказ отца помочь Ларисе с «срочными» документами.
— Почему ты такой жестокий?! — крикнул он. — Ей плохо!
Дмитрий встал. Казался выше, твёрже. Спокойствие его голоса было страшнее крика.
— Ваня. Я помогаю, когда помощь нужна. Не обязан быть её мужем или слугой. У меня есть семья. Здесь. Ты. Таня. Катя. И Таня тут не «чужая». Она моя жена. Я её люблю и уважаю. И требую того же от тебя. А что до слёз… — он посмотрел сыну в глаза. — Ей плохо, потому что мир не крутится вокруг неё. Она сделала выбор. Теперь живи с ним. Не ломая чужое. Я не вернусь. Запомни.
Финальный акт — на дне рождения Дмитрия. Лариса явилась без приглашения, в слишком молодом платье. В руках — дорогие часы. Те самые, о которых он когда-то мечтал. Ловила его взгляд, шептала что-то Ване.
Дмитрий взял микрофон.
— Спасибо всем, — голос заполнил комнату. — Особенно моим близким — Тане, Кате, Ване. — Взгляд остановился на жене.
Потом повернулся к Ларисе.
— Ты не была приглашена. Эти часы… — кивнул на коробку, — — память о прошлом. Мне они не нужны. Как и твоё присутствие. Ты — мать моего сына. И только по вопросам, касающимся Вани, я готов говорить. Уходи.
Тишина. Лариса замерла. Лицо побелело, потом побагровело. Взгляд метнулся к Ване, но сын смотрел на отца с пониманием и… стыдом.
— Ты…! — голос сорвалсяИ когда дверь за ней захлопнулась, в доме снова воцарился покой, а в сердце Татьяны теплилась уверенность — их семья выстояла и больше ничто не сможет её разрушить.
