Мы снова оказались в бабушкином доме… а там уже жили чужие люди.
Было одно из тех утров, когда просыпаешься с непонятной тоской — будто что-то забыл, но не можешь вспомнить. Я лежала, прилипнув к подушке в промокшей ночнушке, хотя в нашей питерской квартире даже зимой редко бывает душно. Мне снилась бабушка. Моя покойная бабушка Анна Петровна, с которой я провела самые светлые лета в деревне под Псковом. Она сидела у печки, тепло от которой пробирало до самых костей, смотрела на меня с грустью и спрашивала:
— Ну, внученька, когда же навестишь? Совсем меня забыла?
Я вскочила с комом в горле. Чувство вины давило, будто мешок с картошкой на спине. Повернулась к мужу, который мирно сопел рядом, и твёрдо сказала:
— Серёжа, мы сегодня едем в деревню. К бабушке. На могилку.
Он, конечно, удивился — за окном валил снег, да и ехать неблизко. Но спорить не стал. Быстро собрались, бросили в машину термос, бутерброды и старый плед. Добирались почти пять часов — дорогу замело, но желание моё было сильнее любых сугробов.
По кладбищу шли пешком — тропинки не было, только снег по колено. Когда подошли к могиле, сердце ёкнуло: берёзка упала прямо на памятник. Мы с Сергеем почти час копались в снегу, убирали ветки, приводили всё в порядок. Я свечку поставила, попрощалась… И вдруг в голове мелькнуло:
— А давай заедем к дому? Проверим, как он там. Бабушка же его нам оставила.
Муж кивнул. Мы не были там больше двух лет. Я думала, увижу забитые окна, пустой двор и тишину. Но то, что там оказалось, вогнало нас в ступор: в окнах горел свет, из трубы шёл дым, а к крыльцу вела расчищенная дорожка. Я резко затормозила.
— Кто это тут?.. — тихо пробормотал Серёжа.
Мы переглянулись, вышли и подошли к двери. Постучала. Через мгновение дверь открыла молодая женщина. А из-за её юбки выглядывала девочка лет пяти.
— Здравствуйте! — звонко крикнула малышка.
Мы автоматически ответили. Женщина, узнав, кто мы, покраснела и засуетилась, приглашая войти.
В доме было жарко, пахло дровами — прямо как в детстве. Мы сели за стол, а Ольга — так её звали — налила чай, принесла пряники и начала рассказывать. Год назад её муж погиб на стройке. Квартира, за которую они платили ипотеку, осталась ей, но одни платежи её просто съедали. Решила переехать к тётке в деревню. А та, оказалось, жила с новым мужчиной и не могла их принять. Посоветовала поискать брошенный дом.
— Их тут много, — вздохнула Ольга. — Тётка и сказала про ваш: крепкий, уютный, мол, хозяева добрые. Может, договоримся…
Она сдала квартиру и перебралась сюда. Год жила, ухаживала за домом, сажала картошку. Рассказывала так робко, что я не знала — возмущаться или жалеть её.
Я взглянула на Сергея. Он молча пил чай, но по глазам было видно — он думал то же самое.
— Оль, — сказала я, — да чего тут решать. Живите. Только если мы приедем — пустите переночевать?
Она глаза округлила, потом расплакалась:
— Конечно! Вы хоть завтра приезжайте!
Девочка, Леночка, подпрыгнула и спросила:
— А когда вы к нам придёте?
Я присела перед ней, посмотрела в её синие глазки и ответила:
— А ты нас когда позовёшь?
Она задумалась, потом засмеялась:
— Летом! Когда ягодки поспеют!
— Договорились, — ухмыльнулся Серёжа.
Когда уезжали, на душе было тепло и легко. Я чувствовала — бабушка видит нас. Она понимает. Что не зря я приехала. И ночью она снова мне приснилась — мы шли с ней по лесу, она что-то шептала мне на ухо, но, проснувшись, я не смогла вспомнить слов. Только её улыбку — тёплую, родную. Наверное, она была рада. И что я навестила её, и что пустила в её дом Ольгу с Леночкой.
С тех пор я верю в сны.
