— Знаешь, девочка, тебе придется постараться, чтобы стать частью нашей семьи, — строго произнесла Лидия Григорьевна, сверля взглядом.
Марина едва сдержала усмешку. Как предсказуемо. Свекровь-учительница заранее стегает новенькую указкой, хотя до звонка еще далеко.
Ваня, сидевший рядом, отвел глаза. Видно было, что ему хочется пробормотать «ну вот, началось». Но он промолчал. И правильно — это не его поле боя.
— Постараться? — переспросила Марина с легкой усмешкой. — Уточните, пожалуйста, в чем именно. На курсы вышивания крестиком записаться? Или уроки этикета взять?
Беседа шла на кухне Лидии Григорьевны. Все здесь было дорого-богато: шторы с кистями, конфеты в хрустальных вазочках, массивный дубовый стол. Красиво, но жить тут Марина не смогла бы — слишком все стерильно, будто не дом, а декорации к сериалу.
— Мариночка, у нас семья интеллигентная, — пояснила свекровь, будто не замечая ехидцы. — У нас не приживаются случайные люди.
Марина кивнула, уже не слушая. Эта роль была ей до боли знакома. Она уже тонула в подобном, только тогда у нее не было ни опыта, ни твердой почвы под ногами.
…Десять лет назад Марина была другой — молодой, наивной, с верой в то, что «надо быть хорошей женой». Мужу, Сереже, она отдавала всю себя.
А вот Сережа принадлежал только маме.
Первая свекровь, Раиса Васильевна, считала себя царицей местного масштаба. Голос — как гром с ясного неба, мнение — на все случаи жизни. Уже на втором ужине она заявила:
— Мясо жесткое, как подошва. Ладно, я тебя научу, раз твоя мать не справилась.
Марина тогда лишь улыбнулась. Она думала: если терпеть и быть смирной, ее оценят. Поэтому звала свекровь «мамой», готовила салат «Оливье» с настоящей ветчиной (как та просила) и молча сносила критику — от оттенка помады до пятен на полу.
Когда родилась дочка, стало хуже. Свекровь читала лекции о «правильном воспитании девочки». Все с улыбкой, но с подтекстом: мол, сама-то ты никудышная мать.
— Памперсы — это издевательство! — как-то заявила Раиса, суя в руки пеленки. — Лентяйки ими пользуются. А ты ведь хорошая мать, да?
Сережа не вмешивался. Даже когда дочка, не выговаривая «р», спросила:
— Мама, а почему ты глупая?
— Что? Кто тебе это сказал?
— Баба Рая.
Когда Марина попросила мужа поговорить со свекровью, он лишь пожал плечами:
— Да брось. Ну сказала и сказала. Может, с утра не в духе была. Ты же ее знаешь.
Марина знала. Раньше она старалась. Сидела за столом и выслушивала, что «сэкономила на масле и испортила пирог». Дарила дорогие подарки в надежде на похвалу. Была идеальной, пока не поняла: в глазах Раисы идеалом будет кто угодно, только не она.
После этого Марина подала на развод. «Тяжелый характер» — для нее это звучало как «я гадкая, и меня это устраивает».
— Под забором сдохнешь! Только с кошками и останешься! — пророчила свекровь.
Но кошек у нее так и не появилось, зато остались квартира, работа и трезвый взгляд на вещи.
А потом появился Ваня. Они познакомились через друзей, стали общаться. Он не сыпал громкими словами, но уважал ее границы. Знал о прошлом и принял ее дочь.
И — хотел жениться. Марина не отказывала, но ждала. Любила Ваню, но боялась снова влипнуть в чужую семью, где ей не будет места. Однако Ваня был другим. Он не ставил мать на пьедестал, и Марина рискнула.
Теперь, сидя в доме его матери, она снова слушала знакомый монолог, но уже не чувствовала ни стыда, ни страха. Только скуку.
— Мы, знаешь ли, не всех подряд к себе пускаем, — продолжала Лидия. — Ваня мягкий, может не замечать чего-то. А я все вижу. Так что… старайся, девочка.
— Спасибо за наставления, — холодно улыбнулась Марина. — Но я пока побуду просто женой вашего сына. У меня уже есть семья — дочь и муж. Этого мне хватает.
Она встала, не дожидаясь конца вечера. Ваня — за ней. На улице он взял ее за руку.
— Все в порядке? — тихо спросил.
— В порядке. Не волнуйся. Для меня это уже классика.
На этот раз Марина знала себе цену. Не полюбит свекровь? Ну и ладно. Она и не обязана.
…Прошло два года с того «предупреждения». Но, к досаде Лидии Григорьевны, невестка даже не пыталась «вписаться». Ни визитов, ни угодливости. Они просто жили с Ваней в ее квартире. Муж нашел общий язык с Аней, дочкой Марины.
Связь со свекровью оставалась формальной. Поздравления — по телефону. Подарки передавал только Ваня. Ссор не было, но и сближения тоже.
Марина не запрещала мужу общаться с матерью. Но в дом ее не пускала. Ваня уважал ее выбор — он помнил тот разговор.
Когда-то первый муж сказал:
— Мама говорит, ты много тратишь. Давай она тебе списки покупок будет составлять?
И Марина согласилась. Вот дура. Она хотела, чтобы Раиса Васильевна признала ее. Но та так и не признала.
Ваня был другим. У него был стержень.
— Мам, она такая, какая есть, — говорил он Лидии. — Если не нравится — не общайся. Но я с ней, нравится тебе или нет.
Марина ценила это больше цветов и признаний. Ваня давал ей пространство, где она могла быть собой — с характером, прошлым и дочкой.
Потом неожиданно наступила… оттепель.
Однажды позвонила свекровь. Голос — медовый:
— Марина, как дела? Может, заглянешь на пироги?
Марина замерла.
— Извините, не смогу. Дела.
Через пару дней пришло сообщение с фото старинного сервиза:
— Если хочешь — забирай. У меня два таких.
— Спасибо, но у нас посуды хватает.
Позже выяснилось: младший сын Лидии уехал в Красноярск. Внуков не было. Единственная невестка под рукой — Марина.
Еще через неделю они столкнулись у аптеки. Свекровь вдруг оживилась:
— Мариночка! Заходи как-нибудь, медовик испеку!
Марина вежливо кивнула, но не улыб
