Дмитрий столкнулся с бывшей супругой, и от злости его буквально затрясло.
Он швырнул дверцу холодильника так, что банки загремели, а один из магнитов с грохотом слетел на кафельный пол.
Алёна стояла напротив, стиснув пальцы до белизны.
— Ну, доволен? — выдохнула она, вскинув подбородок.
— Ты меня достала, — сорвался Дмитрий, хотя пытался сдержаться. — Это что за жизнь? Ни радости, ни перспектив.
— Опять я во всём виновата? — горько усмехнулась Алёна. — Конечно, у нас не рай, как в твоих фантазиях.
Дмитрий хотел парировать, но лишь махнул рукой. Резко открутив крышку минералки, он глотнул прямо из бутылки и шлёпнул её на стол.
— Хоть раз скажи прямо, что не так? — дрогнул голос Алёны.
— Да всё не так! — огрызнулся он. — Надоело! К чёрту!
Они замерли, словно два враждующих памятника. Наконец Алёна, глубоко вдохнув, шагнула в ванную. Дмитрий плюхнулся на продавленный диван. За стеной зашумела вода — наверное, она открыла кран, чтобы заглушить рыдания. Ему было плевать.
**Жизнь в серых тонах**
Три года назад они расписались. Сначала ютились в её двушке от родителей, потом перебрались в старую дачу под Питером, переоформив квартиру на дочь. Жили среди совдеповской мебели и облезлых обоев.
Первое время Дмитрий радовался: центр города, работа в двух шагах. Но постепенно всё начало бесить. Алёна обожала этот «семейный музей» с бабушкиным сервантом и коричневыми обоями. Для него же это был болотный застой.
— Алёна, ну как тебе не стыдно? — ворчал он. — Этот жёлтый линолеум времён Брежнева! Хоть бы полы поменяли!
— Димитрий, где взять на ремонт? — спокойно парировала она. — Дождёмся твоей премии.
— Вечно ждать! Твоя философия — сидеть в луже и ныть!
Он вспоминал, как влюбился в скромную студентку с васильковыми глазами. Говорил друзьям: «Роза ещё распустится». Но роза будто замерзла в бутоне, так и не раскрывшись.
Алёна не считала себя серой мышкой. Радовалась чаю с мелиссой, вышитым салфеткам, тихим вечерам с Достоевским. Он же видел в этом унылую рутину.
Разводиться не спешили — Дмитрий боялся возвращаться к матери в коммуналку. Алёнина мать, Галина Степановна, всегда защищала дочь:
— Сынок, цени что имеешь. Квартира-то её!
— Мам, да ты ничего не понимаешь! — огрызался он.
Отец лишь отмахивался:
— Сам наварил — сам расхлёбывай.
Дома Дмитрий всё чаще бубнил: «Ты как призрак… как тень…». В одной из ссор выкрикнул:
— Я ждал цветения! А получил засохший сорняк!
Алёна тогда впервые разрыдалась.
А в тот роковой день он просто выдавил:
— Я устал.
— От чего? — спросила она.
— От этой бесконечной серости.
Она молча взяла сумку и вышла. Он ждал, что она вернётся, умолит остаться. Но Алёна появилась через час, холодная как лёд:
— Поживи у родителей. Оформим развод.
— Я никуда не уйду! — взорвался он.
— Квартира моя, — отрезала она. — Не хочу быть обузой.
Пришлось съехать. Через месяц брак расторгли.
**Неожиданная встреча**
Прошло три года. Дмитрий всё ещё жил в маминой хрущёвке, перебивался случайными подработками.
Как-то апрельским вечером, бредя мимо кофейни, он замер. На пороге стояла Алёна.
Но это была не та Алёна. Перед ним сияла уверенная женщина в стильном пальто, с ключами от новенькой Lada в руке.
— Алёна? — ахнул он.
Она обернулась, и в её глазах мелькнуло узнавание.
— Дмитрий? Здравствуй. Как жизнь?
— Да так… — пробормотал он, рассматривая её кашемировое пальто.
— У тебя всё хорошо? — спросила она, будто бывшего соседа.
— А ты, вижу, на коне… Работаешь?
— Открыла мастерскую флористики. Боялась, но… один человек помог поверить в себя.
— Кто?
Из кофейни вышел статный мужчина в дорогом костюме, нежно обнял её за талию:
— Солнышко, столик готов.
— Дмитрий, это Артём, — улыбнулась Алёна. — Рады были повидаться.
— Рад за тебя, — выдавил он, чувствуя, как желчь подступает к горлу.
— Спасибо, — кивнула она.
Они скрылись за дверью, оставив его мёрзнуть на ветру. Когда-то он твердил о «засохшем сорняке». Но сорняк оказался орхидеей. Просто цвести начал не в его саду.
