Быть вдовой в тридцать три — это не просто горе. Это каждодневный подвиг, где нельзя позволить себе слабину. Особенно когда на руках малышка, а в сердце — вечное чувство вины перед дочерью, перед собой, перед жизнью. Муж погиб внезапно — ДТП, обычное утро, даже не успели попрощаться. И я осталась одна с крошечной Светланой и ощущением, что впереди лишь тьма и холод. Видимо, судьба решила проверить меня на прочность.
К счастью, после института меня сразу взяли на работу — должность была скромная, зато надёжная. Материнство не разрушило мою карьеру, но каждую победу приходилось вырывать с боем. Я отказывала себе во всём, вставала затемно, возвращалась затем днём, вымотанная. Держалась только благодаря маме и любви к дочери. Именно она стала моей опорой: кормила нас, водила Свету гулять, помогала с уроками. Без неё я бы сломалась.
Первые годы прошли как в забытьи. Я даже представить не могла, что когда-нибудь снова пущу в сердце мужчину. Да и как? Ребёнку нужен был отец, а я не могла без слёз произнести слово «любовь». Света росла, потом — школа, переходный возраст. Ругались, мирились, спорили, но я всегда была рядом. Хотела, чтобы она выросла сильной, но не чёрствой. Делала, что могла.
Когда она поступила в институт, я решила отступить. Не лезть, не контролировать. Интересовалась её парнем, но ответы были скупыми. Её жизнь, её выбор. Я своё уже прожила… Так думала, пока коллега, Дмитрий, не пригласил меня в кино. Сходили пару раз. Не сложилось. Я всё ещё цеплялась за прошлое, а он — за память о бывшей жене. Расстались тихо. Но я вспомнила, что я женщина. Что могу краснеть от комплиментов, смеяться, получать букеты. Этого мне не дарили годами.
Прошли годы. Света вышла замуж, родила дочку — я стала бабушкой. Зять у неё хороший, спокойный, терпеливый. Даже её непростой нрав выдерживает — значит, любит. Я радовалась за них. Думала, жизнь на этом и закончится. Но она неожиданно… началась снова.
Игорь появился случайно. Мы познакомились на книжной ярмарке. Он — вдовец, я — вдова. Сначала просто болтали. Потом — встречи, звонки, долгие разговоры. Он работал в международной компании, полжизни провёл за границей. Начитанный, мудрый, с тихим голосом. С ним мне было легко. Без тревог. Без надрыва. Просто — родная душа.
Но стоило мне заикнуться о нём, как дочь окаменела. Света буквально взбесилась. Её бесило всё: его борода, его смех, его возраст (он младше меня на два года). Даже то, что он оформил дарственную на детей — для неё это казалось подозрительным. Говорила, что я слишком доверчивая, что мной манипулируют. Не слушала, перебивала, хлопала дверью, когда я пыталась объясниться. А я ведь никогда не просила у неё ни позволения, ни благословения на счастье…
Она стала приходить реже. Раз в месяц, иногда с внучкой, иногда одна. Смотрела с упрёком, будто я её предала. А я… я ведь всю жизнь прожила ради неё. Всё отдала. Даже свою личную жизнь — в жертву материнству.
Пару раз я соврала — сказала, что мы с Игорем не видимся. Что всё кончено. Лишь бы не видеть этой боли в её глазах. Но я устала. Устала прятать свою любовь, будто это грех. Мне больно, что дочь ставит ультиматум: либо он, либо она. Разве взрослые дети вправе отбирать у родителей последнюю возможность для тепла?
Может, стоит собраться всем вместе. Поговорить. Без криков, по-доброму. Но я боюсь: вдруг ссора, вдруг порвётся та тонкая ниточка, что ещё связывает нас. Не знаю, как поступить. Бороться за своё право на радость — или сдаться и снова остаться одной ради мнимого спокойствия.
Пока жду. Пока молчу. Но внутри вопль: я ведь тоже живой человек, и мне тоже нужна любовь — даже в пятьдесят восемь.
