«Мужу тридцать, а он всё ещё под маминым крылом… И это губит нашу семью»
Когда мы с Дмитрием расписались, у нас не было ни своего жилья, ни денег на аренду. Его родители — обеспеченные люди, владеющие трёхкомнатной квартирой в Нижнем Новгороде, предложили временно пожить вместе. Тогда решение казалось логичным: свекровь, Светлана Ивановна, встречала меня тепло, да и с Владимиром Петровичем, её мужем, мы ладили.
Потом родилась Арина. С этого момента всё поползло под откос. Медленно, исподволь. Без скандалов, но неотвратимо. Теперь я уверена: жизнь под одной крышей с родителями мужа — не поддержка, а гибель. Особенно если супруг — их «солнышко», тридцатилетний «малыш», не способный даже чай налить без маминой подсказки.
Дмитрий — травматолог. Работает сутками, ночами дежурит. Я ценю его труд. Но меня убивает его холодность к дочери: он не играет с ней, не гуляет. В выходные прячется за компьютером или внезапно «задерживается у друзей», будто Арина — чужая. Ему проще заказать продукты с доставкой, чем купить самому творожок для ребёнка.
Когда я прошу помочь — сменить подгузник, присмотреть за малышкой, пока я в душе, — он оборачивается к матери:
— Мам, помоги, а?..
И та, словно солдат по тревоге, уже мчится исполнять:
— Не тревожься, Димочка, ты ведь целый день на ногах…
Он устаёт. А я будто нет. Хотя встаю к Арине по пять раз за ночь, таскаю коляску по пятнадцать этажей, стираю пелёнки, варю супы. А он даже не слышит её плача — спит в гостиной, потому что «ему мешает шум». И когда сквозь сон рычит:
— Уйми её уже, не могу! — внутри всё сжимается от боли.
Молчу. Потому что ребёнок рядом. Потому что сил спорить нет.
Хуже всего — оправдания свекрови. Для неё он — герой, идеал отца и мужа. «Он кормилец! Ты должна его жалеть!» А обо мне — ни полслова. Будто я приложение к квартире — готовь, убирай, рожай.
Пыталась достучаться до неё:
— Светлана Ивановна, вы растите его беспомощным. Если перестанете решать за него, он научится отвечать за семью.
— Да что ты мелешь! — фыркает она. — Золотой у тебя муж! Сама не ценишь.
Смотрю на неё и не верю, что когда-то восхищалась её силой. Теперь вижу лишь женщину, которая душит сына любовью, не давая ему вырасти.
А ему и не надо меняться. Зачем? Мама прикроет, жена смирится.
Знаю: будь мы сразу одни, всё сложилось бы иначе. Пусть в тесной однушке, без помощи, зато честно. Делили бы заботы, учились быть семьёй. Он понял бы, что дети — не только алименты, но и объятия перед сном. Но сейчас… Он искренне не видит проблемы.
Чувствую себя прислугой в их царстве. Я — тень на краю. Они — настоящая семья: мать, сын и внучка-кукла.
Больше не могу. Устала наблюдать, как он шарахается от Арины, будто от чужого ребёнка. Как свекровь вытирает за ним лужи непонимания. Как растворяюсь, будто меня и не было.
Выход один — уйти. Снять квартиру, хоть на окраине. Пусть будет сложно. Зато появится шанс вырастить мужа из «сыночка», построить дом, где папа не прячется за маминой юбкой.
Осталось сделать шаг. Сказать: «Выбирай — они или мы». Если предпочтёт мать — значит, никогда не был моим мужем.
А я? Готова бороться. За дочь. За право дышать полной грудью. За жизнь без вечного «Димочка устал». Сделаю это. Уже завтра.
