Мне едва исполнилось пятнадцать, когда мать холодно объявила, что выходит замуж за другого. А меня, свою единственную дочь, без раздумий отправила к бабушке в деревню под Нижним Новгородом. Я мешала её «новому счастью». Ни писем, ни звонков, ни рубля помощи. У неё появились новый муж, новая жизнь, а у меня — лишь старая бабушкина хрущёвка и её пенсия в девять тысяч, которой хватало только на хлеб да картошку. Но бабушка любила меня всей душой, несмотря на бедность. Она не делила меня на «родную» и «не родную». Делила со мной всё: и радости, и горести, и последнюю конфетку из-за подушки. Я выросла под её крылом, с её ласковыми руками, и благодарила судьбу за каждый её тёплый взгляд, за каждую спетую перед сном колыбельную.
Когда бабушки не стало, я училась на втором курсе пединститута. Похороны, пустота, тишина в опустевшей квартире. Но одно меня держало — я осталась жить в её квартире. Наследство, переданное не по бумагам, а по праву любви. Я, единственная кровь, стала хозяйкой этих стен, где впервые поняла, что такое настоящая семья.
Прошло несколько лет. Я уже почти стёрла мать из памяти, как дурной сон. И вдруг — стук в дверь. Открываю. На пороге — она. Без «привет», без «как живешь». Сразу в лоб:
— Мы с мужем ютимся в однушке, а у тебя трёшка. Давай меняться. Ты же моя дочь!
Я смотрела на неё, и внутри клокотало.
— Ты тогда меня выбросила, — ответила я. — Почему сейчас я тебе что-то должна?
— Потому что я твоя мать! — взвизгнула она. — Я буду жить здесь! Как ты можешь быть такой чёрствой?
Я захлопнула дверь. Думала, на этом всё. Но не тут-то было.
Прошло семь лет. Я была замужем, растила сына Ваню. Мы с мужем вкалывали, выплачивали ипотеку, копили на новую «Ладу», по выходным красили стены. Жили, радовались. И снова — звонок.
Открываю. На пороге — она. Постаревшая, жалкая. Опять без «здравствуй»:
— Пусти переночевать?
Ваня выскочил в прихожую:
— Мам, а кто это?
— Я твоя бабушка, — бросила она.
— Правда? — нахмурился ребёнок.
Я вздохнула:
— Иди пока в комнату, сынок. Потом объясню.
Оставшись наедине, я узнала, что её муж оказался жуликом. Уговорил продать квартиру, пообещав купить дом под Рязанью. А потом исчез с деньгами. И вот она приползла ко мне — к той самой дочери, которую когда-то выкинула, как ненужную вещь.
— Ты же не выгонишь меня? Я твоя мать! Я тебя растила!
— Ты? — я едва не фыркнула. — Меня вырастила бабушка. А ты променяла меня на мужика. И теперь просишь крышу над головой?
Она пожила у нас пару дней. Я накормила её, дала чистую постель. Потом позвонила её сестре в деревню — там как раз нужна была кухарка в местный санаторий. Тётя согласилась взять. Мать уехала. Но не молча. Орала на весь подъезд, будто я её предала:
— Ты — недостойная дочь! Ты пожалеешь!
А я стояла у двери и молчала. Потому что кричать уже не хотелось. Потому что я давно перестала злиться. Но впустить её обратно? Нет.
Как же так… Как можно прийти спустя годы и ждать любви, будто ничего не было? Будто боль — это пыль, которую можно смахнуть рукой? Но я уже не та девочка, которой можно плюнуть в душу.
Я — мать. И я знаю, что такое настоящая забота. И мой Ваня никогда не почувствует того, что довелось пережить мне. Так что — нет. Я не плохая дочь. Я просто не хочу больше быть для неё последней соломинкой. Пусть идёт своей дорогой.
