Я думала, у моей Кати счастливая семья… пока не приехала к ним погостить.
Когда наша дочь сказала, что выходит замуж за мужчину старше её на девять лет, мы с отцом не перечили. Дмитрий сразу показался нам достойным — воспитанный, с хорошими манерами, умел расположить к себе. Он просто засыпал Катю знаками внимания: то букеты, то путешествия, то дорогие подарки. А когда заявил, что полностью берёт на себя свадебные расходы — банкет в ресторане, платье, фотографов, украшения — я едва сдержала слёзы. Мы были уверены: наша девочка в надёжных руках.
«У него свой бизнес, мам, не волнуйся, — говорила Катя. — Он состоятельный, у него всё под контролем».
Через полгода после свадьбы Дмитрий приехал с Катей в гости. Осмотрел нашу квартиру в Нижнем Новгороде, ничего не сказал. А на следующий день — замерщики. Через неделю — рабочие. И вот в нашей старенькой двушке уже красовались дорогие трёхкамерные окна с шумоизоляцией. Потом — утеплили балкон, поставили сплит-систему, даже плитку в коридоре обновили.
Мы с мужем смущённо благодарили зятя, а он только отмахивался: «Пустяки. Для родителей жены — только лучшее». Конечно, нам было приятно. Да и разве можно не радоваться, когда дочь живёт в достатке, в любви, с таким внимательным мужем?
Потом у них родился первенец. Всё было, как в сказке: выписка из роддома с шарами, дорогой конверт, кружевные пелёнки, профессиональная съёмка — всё на высоте. Мы с мужем только улыбались: «Ну вот, настоящая семья».
Через три года появился второй ребёнок. Опять праздник, подарки, гости. Но Катя будто погасла. Глаза усталые, улыбка — натянутая. Сначала я решила — послеродовая хандра. Двое детей — это не шутки. Но с каждым разговором по телефону мне всё яснее становилось: дочка что-то скрывает.
Решила приехать сама. Позвонила, предупредила. Прибыла вечером. Дмитрия не было дома. Катя встретила меня как-то вяло, дети возились в комнате, я пошла к ним — погладила, обняла. Сердце таяло — внуки ведь. Потом, когда малыши увлеклись мультиками, я осторожно спросила:
«Катюш… что-то случилось?»
Она вздрогнула, отвела взгляд, потом выдавила улыбку:
«Всё в порядке, мам. Просто устаю».
«Ты не просто устаёшь. Ты будто в себе закрылась. Не смеёшься, глаза грустные. Я же тебя знаю. Говори, что не так?»
Она замешкалась. И тут хлопнула дверь — вернулся Дмитрий. Увидел меня и едва заметно поморщился. Вроде и улыбнулся, и поздоровался, но взгляд — колючий, будто я лишняя. И тут я уловила запах духов — сладкий, явно женский. Французский аромат, дорогой.
Когда он снял пиджак, я разглядела на воротнике след от помады. Алый. Я не выдержала и тихо, но чётко спросила:
«Дмитрий, а вы точно на совещании были?»
Он замер на секунду. Потом выпрямился, посмотрел на меня спокойно, но с ледяной твёрдостью:
«Людмила Степановна, с уважением, но не лезьте не в своё дело. Да, у меня есть женщина. Но это ничего не меняет. Для мужчин моего уровня это… приемлемо. Катя в курсе. На семью это не влияет. Разводиться мы не собираемся. Дети, жена — всё под контролем. Я содержу, я рядом. Так что не зацикливайтесь на таких мелочах, как помада».
Я стиснула зубы. Катя встала и вышла в детскую, глаза опущены. А он пошёл в душ, будто ничего не произошло. А у меня сердце ныло от бессилия. Я подошла к дочери, обняла её и прошептала:
«Катенька… неужели ты согласна с этим? Он изменяет, а ты молчишь? Разве так должно быть?»
Она только пожала плечами и заплакала. Без рыданий, тихо, будто слёзы лились сами. Я гладила её по спине и молчала. Хотелось сказать многое, но какой смысл? Решать ей. Жить дальше с человеком, который считает, что деньги оправдывают предательство. Или выбрать себя.
Она сидела в этой «золотой клетке», где, казалось бы, есть всё. Всё — кроме чести. И любви, настоящей, где нет измен, унижений и снисходительного взгляда.
Я уехала той же ночью. Дома долго ворочалась, сердце болело. Хотелось забрать её с детьми. Но я знала — пока она сама не решится, ничего не изменится. Всё, что я могу — быть рядом. Ждать. И верить, что однажды Катя выберет себя.
